Семь секретов кубачинского платка
Дагестанское селение Кубачи известно прежде всего своими златокузнецами. Про которых в восьмидесятых годах прошлого века на знаменитой Северо-Осетинской телестудии даже сняли художественный фильм «Загадка кубачинского браслета». Но не только ювелирными изделиями славится знаменитый аул, и не только у браслетов бывают загадки.
Кубачинские женщины носят особенные платки, по которым их легко узнать с первого взгляда, — казы. Мы расспросили сельчанок о секретах этого необычного головного убора, и вот что они нам рассказали.
Секрет первый. Откуда взялся каз?
Каз представляет собой белую ткань, расшитую узорами из золотой нити и украшенную бахромой. Строго говоря, это не платок, а шарф. Но называют его все-таки платком.
Такие уборы носят только женщины дагестанского села Кубачи. Больше никакой другой платок или шарф этим словом не обозначается. И больше ни в каком другом селе женщины не носят казы — только в Кубачи.
Фото: Айдемир Даганов
Выезжая из села, кубачинки обычно снимают свой традиционный платок. Редко кто ездит в нем даже в соседнее село. В Махачкале и других городах казы можно встретить на улицах только во время официальных праздников, таких как День единства народов, день Конституции Дагестана, празднование 2000-летия Дербента. В эти дни многие дагестанцы надевают национальные костюмы.
Сколько лет казам и откуда именно в этом селе взялась традиция носить этот платок, точно неизвестно. Местные жители говорят, что казам столько же лет, сколько и селу. А это примерно 15 веков.
Секрет второй. Матримониальный
Каз — это не просто головной убор, расшитый золотыми нитками. По рисунку на платке определяется статус девушки: замужем она или нет. Чаще всего кубачинки вышивают на своих платках цветы или перья. Но узор на платке незамужней девушки мелкий, а замужняя носит каз с крупным рисунком.
Почему Дагестан так и не стал для россиян «новой Грузией»
Дагестан в глазах среднестатистического россиянина — не самая безопасная горная республика, где мужчины ходят в шапках, как у Хабиба, а женщины — в платках. Да и в новостях Дагестан предстает обычно не очень привлекательным: то там поймают террористов, то случится коллапс из-за коронавируса, то на берег массово вынесет краснокнижных тюленей.
На фоне всех этих стереотипов и жутких новостей из рубрики «происшествия» даже смешно слышать рассказы о том, что в Дагестане развивают туризм. А его развивают, причем уже несколько лет. Но не особо успешно. Хотя на самом деле все могло бы быть иначе. Как? Как в Грузии, например.
Крутой Дагестан
Дагестан действительно богатое с культурной и природной точки зрения место. Если не смотреть на инфраструктуру, сервис и прочее, только на базовые параметры, на то, что в регионе есть по умолчанию, то в Дагестане есть много чего. Больше, чем где-либо.
Давайте по порядку.
Есть большие горы, есть умиротворяющее море, есть красивый каньон, например. Столько же природных красот на один квадратный метр поблизости только, пожалуй, в соседней Грузии, куда до пандемии сотни тысяч туристов ездили за прекрасными видами.
Вдобавок к чудной природе есть и дополнительные бонусы. Например, отличная местная национальная еда. Это уже чуть большая редкость для российских регионов. В Сибири, например, красоты тоже имеются, а вот готовят в основном обычный оливье да борщ.
В Дагестане же есть с десяток видов лепешек с разными начинками — от тончайшего ботишала, посыпанного толокном, до чуду с сочным мясом. Все это очень национально, очень вкусно и могло бы привлекать множество туристов.
Древняя крепость Нарын-кала в Дербенте.
Вкусная и очень дешевая еда в национальном кафе в Махачкале.
Природа и национальная кухня — это хорошо, но что есть еще у Дагестана?
История и старинная архитектура. А это для постсоветской России, довольно большая часть которой построена была вокруг заводов и шахт, настоящая редкость.
Дагестан в плане архитектуры мог бы конкурировать с итальянскими городами. В Дербенте есть огромный старый город, площадью большей, чем многие европейские старые города, где каждый первый дом — это история. Есть крепость ничем не хуже европейских. Есть аутентичные деревни, где люди живут в каменных домиках и делают разные красивые штуковины из металла.
Все это уместилось в одном месте. Уникально? Да. А вот туристов нет. Ну, то есть, конечно, они есть. И даже больше того: в 2020-м, когда границы закрыли, туристов в Дагестане стало рекордно много по местным меркам. Гостиницы в сезон были заполнены, а местные взбодрились: наконец-то, мол, люди поняли, что Дагестан — это круто. Но все не совсем так.
Дагестан, который не смог
Каждый раз, когда я сталкивалась в Дагестане с какой-то из этих красот и достопримечательностей, с какой-то уникальной чертой, которая делает республику такой крутой, у меня возникал вопрос: почему это сделано так плохо? Почему этот огромный потенциал не используется?
Когда много путешествуешь, то постоянно видишь, как в разных супертуристических местах используются все местные «фишки». Как французы сдают комнаты в своих старых виллах с «бабушкиным» ремонтом и берут еще за это тройную плату, потому что это семейный дом, ретро и особая атмосфера. Как итальянцы возят туристов на сыроварни готовить сыр вместе с ними. Как в старых городах устраивают настоящий парк развлечений для туристов из маленьких магазинчиков с сувенирами, из милых кофеен, булочных и ресторанчиков. И кажется, что это нормально. Это логично, а как еще?
В Дагестане не сделано почти ничего. Все, что есть в Дагестане интересного, просто существует само по себе. И даже вопреки. И никто на административном уровне не заботится, чтобы это как-то работало на республику.
На старый город в Дербенте трудно смотреть без слез. Во время моей поездки на некоторых улицах как раз ремонтировали систему водоснабжения. Поэтому все дороги были вывернуты и выглядело все особенно печально.
Местный мальчик, видя, как я фотографирую развороченную дорогу, извинился, сказал, что просто ремонт, потом так не будет.
Я кивнула мальчику, но подумала: а как же тебе, мальчик, объяснить, что ремонта не будет, но все остальное останется?
Например, мусор. Мусор, которым усыпан весь Дагестан. В соседней Чечне шутят, что Дагестан — это место, где на деревьях растут пакеты. Мусором присыпаны тротуары, мусором завалены дворы, мусор везде. Сидишь, смотришь на море — мимо летит мусор.
Не денется никуда и отсутствие инфраструктуры. Если в Дербенте еще все более-менее, есть пара красивых отремонтированных улиц, то Махачкала — это просто обнять и плакать.
Каждая прогулка по городу — повод сходить потом к психотерапевту. Разбомбленные дороги (война была в соседней Чечне, а дыры — в махачкалинских дорогах), жуткий самострой, когда вместо балкона — еще одна квартира, безумная реклама, дорогие машины, огромные заборы особняков. Ужас. Ужас. Ужас. Все это не денется никуда, увы.
«Мы очень предприимчивый народ» Носящая хиджаб дагестанка — о службе в армии, бизнесе, феминизме и предрассудках
Дагестан — самая многонациональная республика в составе России. Здесь проживают представители 30 коренных народностей. За пределами республики ее зачастую представляют оплотом мусульманских традиционных ценностей, а некоторые до сих пор побаиваются туда ехать. Заира Джаватханова, мусульманка из Махачкалы, носящая хиджаб и при этом занимающаяся развитием собственного бизнеса, рассказала «Ленте.ру» об особенностях Дагестана, о том, как в республике относятся к женщинам, и о том, почему Дагестан стал одним из самых востребованных направлений для внутреннего туризма.
«Лента.ру»: Какое место в современном дагестанском обществе занимает женщина?
Джаватханова: Очень многие считают, что в Дагестане все сильно отличается от других регионов России. На самом деле у нас все так же. Кажется, что Дагестан — это больше про Восток, что здесь ущемляют права женщин. Но на данный момент этого уже нет, это себя изжило.
В Дагестане уважительно относятся к матерям, к женщинам вообще. Практически все жители нашего региона — это мусульмане, а мусульмане все-таки выступают за то, чтобы превозносить женщину — если мы говорим о правильном, чистом исламе.
Превозносить — это как?
Есть такое хорошее выражение — «рай под ногами матерей». У нас каждый мальчик с детства знает, что женщину нужно уважать, в особенности мать. Нет ничего более святого в жизни, чем мать. В таком формате воспитывают ребят. Но, как и во всех регионах, у нас есть разные истории, идеальных людей нет.
Фото: Анатолий Жданов / Коммерсантъ
Какое место хиджаб занимает в жизни дагестанской женщины? Зачем его носят? Это дань религиозной традиции, стилю, что-то еще?
Хиджаб — это не стильный аксессуар, это одно из требований нашей религии. Если ты мусульманка, то других вариантов нет. Тебе необходимо покрывать все свое тело, кроме лица и кистей рук, скрывать его от мужчин, чтобы не вызывать ненужных взглядов с их стороны.
Если женщина появляется, скажем, на улицах Махачкалы без него, в какой-то фривольной одежде — это как-то осуждается, вызывает какую-то негативную реакцию?
Это ни в коем случае не осуждается. У нас 60 процентов девушек не носят хиджаб. Это выбор каждого. Никто не говорит: «Ты моя сестра, носи хиджаб».
В горных районах, в селах, конечно, такое случается. Остались еще такие суровые правила. Но по большей части это личное решение каждой девушки. Более того, был период, когда родители наоборот не хотели, чтобы девушки носили хиджаб, потому что было просто страшно.
Сейчас все понимают, что это была политика, но тогда им было страшно. Когда я сама пришла к этому выбору, решила, что сама хочу носить хиджаб, мои родители были против: а вдруг за этим кроется что-то еще? Что я попаду из-за этого в какую-то не очень хорошую компанию? Это внушалось людям тогда, и люди в это верили. Сейчас все по-другому.
Ваши родители религиозны?
Они этнические мусульмане.
Как вы пришли к решению носить хиджаб, если они были против?
Наверное, каждый проходит этот путь, когда ощущаешь пустоту в душе, когда хочется найти что-то духовное, начинаешь изучать, как появилось все сущее. У меня такие же поиски были в возрасте 14 лет, и я изучала различные религиозные течения и религии, в том числе и ислам, так как родилась в Дагестане. В исламе я открыла для себя много интересного, правильного, и решила носить хиджаб.
Дагестан. Ученики средней школы села Корода в Гунибском районе
Фото: Владимир Смирнов / ТАСС
Но тогда я не смогла это сделать, не покрылась, потому что еще обучалась в старших классах. Мне просто не разрешали заходить в школу, потому что это светское учебное заведение, и появляться там в хиджабе было тогда нельзя. Завуч передо мной закрывал дверь и говорил: либо ты снимаешь хиджаб, либо не идешь в школу.
Просто период был такой. Девушек в хиджабе было мало и в России в целом, и в Дагестане. Когда девушки так одевались, это пугало.
А сейчас школу можно посещать в хиджабе?
Сейчас — да, относятся достаточно лояльно.
После школы я поступила в колледж, и там точно так же преподаватель меня поднял и сказал: либо уходи с урока, либо снимай платок. Мол, через ваши платки до вас не доходит информация, вы будете тупые. Такая вот неприятная ситуация была.
Прямо какое-то притеснение по религиозному признаку.
Да, не очень корректный преподаватель был. У меня были конфликтные ситуации, но я отстояла свое право хоть как-то носить платок. А полностью покрылась я, когда мне исполнилось 25 лет.
Работающая замужняя женщина в Дагестане — это поощряется обществом или скорее нет?
Все зависит от того, какие обычаи в семье. Не могу сказать, что сто процентов дагестанцев считают, что работающая жена — это нормально. Есть мужчины, считающие, что они добытчики, что доход домой должны приносить только они — это для них, наверное, что-то вроде способа самоутверждения: «Я молодец, я обеспечиваю жену, сиди дома, ты ни в чем не нуждаешься».
Но в большинстве своем это выбор каждой женщины. Хочешь — работай, хочешь — нет. Не запрещается сейчас работать. В 70 процентах семей жена работает. Но все-таки есть те 30 процентов, где мужчины не хотят этого.
Дело только в самоутверждении?
Если в коллективе есть мужчины, не каждый муж захочет, чтобы жена с ними работала. Не захочет, чтобы среди ее клиентов были мужчины, чтобы она с ними взаимодействовала. Есть такое немного ревностное отношение.
Фото: Maria Turchenkova / Reuters
А как ваш муж относится к тому, что вы занимаетесь бизнесом?
У меня муж достаточно современный человек. Изначально мы достигли договоренности, что он не мешает мне в моей карьере, и я работаю так, как мне хочется.
Вы говорите, что вы за «здоровый феминизм». Что это такое и чем он отличается от «нездорового»?
Сейчас феминизм начали слишком остро пропагандировать. Я за более здоровое отношение. За то, что женщина имеет право работать, имеет такие же права, как и мужчина. Я не за агрессивный феминизм — «вот, я сама все могу, мужчины не нужны вообще», — а за равноправие мужчин и женщин. Чтобы была возможность претендовать на любую должность.
У вас есть дочери. Вы их воспитываете в исламе?
Да, они проходят азы, в большей степени в учебном заведении. Они изучают арабский язык для того, чтобы в будущем читать Коран. Но агрессивного воспитания в стиле «вот, ты вырастешь, тебе исполнится 14 лет, и ты будешь обязана носить хиджаб» нет. Мы с мужем за то, чтобы они сами пришли к тому, хотят они это делать или нет.
Если они примут решение не делать этого, вы отнесетесь с пониманием?
Дагестан — самая многонациональная республика в России. Хотя для остальных россиян все ее жители — дагестанцы. Насколько национальности различимы для самих жителей республики?
Да, у нас 33 национальности в республике. Если это не городская местность, то определить национальность можно сразу — аварец перед тобой, кумык, лезгин — внешне. Но в городе все уже стали похожими друг на друга.
Люди, которые жили в горах, испокон веков отличались от тех, кто жил на равнине. У них был ниже рост, они были такими коренастыми. Те, кто жил в разных условиях, отличались. Но сейчас у всех комфортные условия жизни, и потому намного сложнее отличать их друг от друга.
С другой стороны, есть села, районы, где очень жестко люди отличаются не только по своему внешнему виду, но и просто не выдают дочерей за представителей другого села или района и тем более другой нации. Когда ищут невесту парню, то сразу спрашивают, какой она национальности, откуда родом.
К сожалению, когда молодые люди создают семью, родители зачастую очень трепетно относятся, к какой национальности относится будущий супруг или супруга. Есть очень много случаев, когда молодым людям просто запрещают общаться.
Вы с мужем одной национальности?
Вы работаете всю свою взрослую жизнь, или просто в определенный момент решили заняться своим бизнесом и тогда только начали работать?
Я работаю с 18 лет. Тогда я пошла в армию, решила, что мне очень хочется быть сильной женщиной. У нас в семье четыре девочки, и для Дагестана это очень весело. Когда родилась моя младшая сестра, четвертая дочь моего отца, все начали смеяться: вот, еще одна девочка, а сына нет.
Меня это тогда (а мне было лет пять) очень возмутило: почему девочек так отличают от мальчиков, почему рождение девочки — это так плохо? Почему это все высмеивают? И с самого детства мне хотелось доказать, что нельзя людей дискриминировать на основе их пола, что я ничем не хуже мальчика, что я могу достичь большего, чем мужчина. В Дагестане если нет сына — это тяжелая история. У каждого обязательно должен быть сын.
И где в небольшом городе я могла себя таким образом проявить, как не в армии? Бизнес у нас был не очень хорошо развит. И я нашла для себя вот такое решение. После колледжа я устроилась на работу в воинскую часть. Провела там четыре года, но через два года поняла, что это не самое лучшее для меня место, потому что у меня было несколько романтическое представление о том, как там все устроено. По факту все было не так интересно.
Я работала в штабе специалистом по мобилизации личного состава. Работа была бумажная, с автоматом не бегала.
А вы ждали, что с автоматом будете бегать?
Нет, таких ожиданий не было. Но тогда я была совсем ребенком в розовых очках и считала, что дослужусь до офицера, буду ходить в погонах… Но оказалось слишком много подводных камней. Я поняла, что развиваться там не смогу, начала искать другие варианты. Тогда и стала заниматься бизнесом.
Пока работала в армии, параллельно трудилась менеджером по кондиционированию, продавала кондиционеры, косметику женам военнослужащих. А потом уже полностью решила уволиться и посвятить себя своему делу.
Сложно свое дело открыть в Дагестане — тем более женщине?
Сравнительно несложно. Вообще, дагестанцы очень предприимчивый народ. Наверное, это связано с тем, что отрыть свое дело тут гораздо проще, чем в Москве или Санкт-Петербурге, потому что и рабочая сила дешевле, и аренда, и так далее.
Фото: Елена Афонина / ТАСС
Каким вы видите будущее дагестанского общества? Оно будет модернизироваться, или наоборот повернет в сторону традиций?
Раньше я считала, что в республике количество острорелигиозных людей будет увеличиваться, но сейчас я вижу, что это немного смывается. Потому что сейчас из-за пандемии и закрытых границ Дагестан — это один из самых популярных туристических регионов в России. У нас увеличили авиасообщение. Раньше авиабилет в Махачкалу можно было купить запросто, теперь это очень сложно.
У нас горы, прекрасная природа, и если раньше я на улицах видела только своих, дагестанцев, то сейчас каждый второй — турист из другого региона. Создается впечатление, что я в Москве, в Краснодаре… Современных, продвинутых, неформальных людей в Дагестане стало больше.
Естественно, это влияет на нашу культуру в целом. Не знаю, удастся ли сохранить ее в таком виде, в котором она была еще год назад, потому что если раньше парня с длинными волосами в Дагестане увидеть было сложно, то теперь это практически каждый пятый. Видя это, наша молодежь тоже становится более современной.
Нравится. Благодаря этому наконец начал стираться стереотип о том, что Дагестан — это опасно, Дагестан — это война, агрессивные люди, девушка не может приехать без платка… Даже мои знакомые русские девушки, когда приезжали, спрашивали, обязательно ли носить хиджаб и длинное платье. Я говорила им: «Девочки, успокойтесь, у нас тут одеваются так, как вы у себя, без проблем».
Представление о том, что Дагестан — это что-то страшное, уходит. Меня это не может не радовать, потому что люди наконец увидят, какой мы гостеприимный народ, что все у нас замечательно. К тому же как предприниматель я не могу не отметить, что это влияет на финансовое благосостояние республики. Огромное количество туристов приезжают и оставляют тут деньги.
«Понты – это презентация себя». Откуда в Дагестане машины в меху и домашние леопарды
На Кавказе говорят: «Если бы понты светились, Кавказ был бы виден из космоса».
Жаргонное слово «понт» для каждого обладает своим смыслом. Это может быть что-то крикливое или вычурно роскошное, или, наоборот, подчеркнуто безвкусное. Главное – чтобы равнодушных не осталось.
«Понты – это демонстративность некая, презентация самого себя. Для всех кавказцев это очень важный атрибут. Люди у нас разные, но все боятся потерять лицо перед обществом», – объясняет любовь к демонстративности этнопсихолог из Дагестана Сергей Чипашвили.
Корреспондент Настоящего Времени попыталась выяснить, где в Дагестане проходит тонкая грань между показной и настоящей роскошью, а заодно узнала, какими способами иногда самоутверждаются дагестанцы.
Соска со стразами
Марьям живет и работает в Махачкале. Ей 30, она любит кожаные сумки и обувь на каблуке. Даже будучи беременной, не изменила себе, только заменила шпильку на более устойчивый каблук.
Зимой у Марьям родилась долгожданная дочка. Незадолго до ее рождения мама услышала от одной из клиенток салона красоты про «соски Сваровски».
«Мне очень хотелось, чтобы у моего ребенка было что-то, чего нет у всех», – говорит Марьям. От соски малышка отказалась. Не в стразах дело, просто ребенку она была не по душе.
Соски, детские бутылочки, пинетки украшаются стразами Сваровски вручную. Занимается этим Ася – молодая мама, дагестанка, живущая в Ростове. Девушка также предлагает золотые браслеты с выгравированными на них именами детей. По словам Аси, все начиналось как хобби – сделала для себя, а потом решила на продажу.
«Я сама люблю все такое блестящее, со стразами. Наверное, поэтому я и начала это делать. Сначала сделала своему ребенку. Это понравилось людям, стали просить меня сделать на заказ. Потом я завела страницу в инстаграме. Сейчас у меня каждый день заказы», – рассказывает Ася.
По ее словам, почти все клиенты – из Дагестана, реже – из Чечни. Все «бабочки» для сосок на заказ делают дагестанские ювелиры. Цена изделия зависит от комплектации: соска может быть серебряной, с золотым напылением, со стразами Сваровски или с цирконием, с крепежом или без.
Минимальная цена – 1300 рублей. Набор – бутылочка, соска и крепеж для нее – стоит 6000 рублей. Но некоторые заказывают своему чаду соски из золота. Цена этих изделий начинается от 15 тысяч рублей.
Сама Ася «соску Сваровски» не считает чем-то роскошным: «Это просто красиво украшенная соска».
Кристаллы в зубах
Если соску или бутылочку, пусть со стразами, можно использовать по назначению, то объяснить пользу от страза или бриллианта в зубе (это называется «скайсы») трудно даже самим модницам.
Мадине 45 лет. У нее белая кожа и черные волосы. Они отутюжены и спускаются ниже плеч – удивительно для Дагестана; обычно здесь женщины этого возраста уже носят короткие стрижки. Мадина улыбается белозубой улыбкой. В ее переднем зубе красуется драгоценный камушек.
– Зачем?
– Просто так. Это же красиво! – коротко отвечает она.
Инкрустацией драгоценного камня в зуб на Кавказе мало кого удивишь. Услугу эту оказывают почти все частные стоматологи.
Модницы (да, этой услугой пользуются только женщины) могут наклеить на зуб страз Сваровски или даже установить туда бриллиант – услугу оказывают в большинстве махачкалинских стоматологических клиник. Страз или бриллиант надо брать с собой и готовиться отдать за наклеивание от 1000 рублей, а за инкрустацию – от 1500.
«Золотые» и элитные номера
Но что такое 1000 рублей за бриллиант в зубе, когда можно отдать 200 тысяч за «золотой» номер мобильного телефона.
Шариф родом из Армении, но живет и работает в Москве. Свои услуги он рекламирует в инстаграме. Номера, которые легко запомнить, как правило, имеют одинаковые наборы цифр, либо логичную цифровую последовательность. По словам Шарифа, почти все его клиенты – кавказцы.
«Есть чеченцы, армяне, азербайджанцы, но их мало. В основном, элитные номера хотят дагестанцы. Раньше часто просили номера с цифрами «05-05″ (код региона – А.М.). Но сейчас они берут, просто чтоб красивый номер был», – говорит он.
По словам Шарифа, дагестанец никогда не приходит один.
«Покупают себе или в подарок, потом передают мой номер друзьям или родственникам, так образуется сеть. Один человек может 20 новых клиентов подтянуть».
Стоимость таких номеров начинается от 1000 рублей, а дальше все зависит от пожеланий и возможностей клиентов. «Самый дорогой номер, который я продал, стоил 200 тысяч рублей. Там было шесть восьмерок в конце. Почти все это берут для понтов. Для чего еще красивый номер?» – говорит Шариф.
«У меня был один дагестанец, он купил красивый номер. Потом увидел у меня более красивый, выбросил старый, купил новый. Потом увидел номер еще лучше, пришел, взял его. Наверное, номеров 10 он у меня купил, – рассказывает Шариф. – Правда, он не очень дорогие номера брал – за 2-3,5 тысячи рублей. Обычно те, кто берут номера подороже – тысяч за 30-40, уже их не меняют так часто».
Домашние звери
Пару лет назад 33-летний махачкалинец Салим завел во дворе частного дома львов. По его словам, в Дагестане несколько десятков семей содержат диких животных: тигров, львов, леопардов, медведей. Это не считая диких птиц – орлов и ястребов.
Удовольствие это не из дешевых и не из самых простых.
«У меня было желание иметь что-то такое, чего нет ни у кого. И тем более мне хотелось хищника, царя зверей – льва. Мне было интересно проверить себя, справлюсь ли?» – говорит Салим.
Животные прожили у него почти год, пока львица не схватила за куртку 10-летнего мальчика, который вместе с другими соседскими ребятами каждый день прибегал посмотреть на зверя. Ребенок не пострадал, но перепугался. Тогда Салим понял, что не справляется с дикой кошкой, что клетки не хватит – нужен отдельный вольер.
Обеспечить животных соответствующими условиями он не мог, поэтому отдал их бесплатно знакомым из Чечни.
«Корова дает молоко, баран дает мясо и шерсть. Что дает лев или, к примеру, домашний волнистый попугай? Понт, чтобы сказать людям, что у меня есть какая-то экзотика, то, что в Дагестане не водится. Этого нет ни у кого, а у меня есть», – говорит Салим.
По его словам, люди, которые решают завести диких животных ради удовлетворения амбиций, долго не выдерживают.
«Их хватает на пару месяцев. Когда из безобидного котеночка вырастает лев, ни одни понты такой нагрузки не выдерживают», – говорит Салим.
Цена за диких животных в Дагестане разная. Минимальная – 0 рублей, подарок. А максимальной цены нет. Все зависит от того, какое это животное, от его возраста и состояния здоровья.
Салим мечтает когда-нибудь приобрести самца льва и самку тигра, чтобы скрестить их и вырастить своего собственного лигра.
Мальчик, которая ревнует к девочкам
В России нет закона, регулирующего содержание диких животных в домашних условиях. Этим воспользовался Магомед: в его большом частном доме на берегу моря живет леопард.
Мужчина купил животное в Волгограде у продавца диких зверей, когда увидел, в каких «нечеловеческих условиях» они находились. С леопардом он выкупил нескольких медвежат и отвез их обратно в лес, но «кошку» оставил себе.
«Мне его жалко стало. Ему был месяц всего, он был больной, не хватало витаминов. Там три детеныша леопарда было. Мне сказали, что это мальчик, и я взял только его. Так и назвал – Мальчик», – рассказывает Магомед.
Вскоре оказалось, что Мальчик – на самом деле девочка, но хозяин по привычке продолжает говорить о хищнице в мужском роде.
«Все мне говорили, что леопарда невозможно приручить. Но я доказал обратное, – говорит Магомед и повышает голос на лезущего в окно зверя. – Слезь оттуда! А ну быстро!» Дикая кошка послушно уходит.
Магомед говорит, что леопарду нужно «все время показывать, кто в доме хозяин, не давать расслабиться. Если расслабляешься – он тут же зубы свои показывает».
Сейчас Мальчику три года. Ее нынешний рост – одна треть от роста обычного леопарда, значит, животное продолжит расти. Магомед уже не разрешает детям с ней играть, женщинам к кошке подходить тоже не советует: Мальчик ревнует своего хозяина, и ее поведение в такие моменты непредсказуемо.
Магомед хотел бы отпустить дикую кошку на волю, но пока не представляет, как это сделать.
«Она пока не приспособлена к самостоятельной жизни. Да и куда ее отпускать? Вдруг люди испугаются и убьют ее!»
Искусство показной роскоши
Людские амбиции и возможности можно уважать, высмеивать или даже превратить в объект искусства. Самый яркий пример – перформанс российской художницы-дагестанки Таус Махачевой «Быстрые и неистовые».
Она покрыла внедорожник чехлом, сшитым из старых советских шуб, которые нашла на барахолках. Так художница делает отсылку к закрытому дагестанскому сообществу стритрейсеров (автогонщиков), которые нередко самовыражаются через дизайн и тюнинг своих машин.
Говоря о самовыражении дагестанцев, нельзя не вспомнить о местных свадьбах. Жизнь большинства дагестанских родителей вращается вокруг одной цели – достойно женить либо выдать замуж детей.
На организацию свадьбы тратятся миллионы рублей. Чемоданы с подарками для невесты (шуба, одежда, платки, золото), калым за невесту, ее приданое, подарки родным жениха и невесты, аренда банкетного зала, автомобиля, тамада, музыканты, кольца, наряды, свадебные угощения – вот далеко не полный перечень того, на что уходят деньги. А еще гостей должно быть не меньше 500 человек, а то и тысяча.
Разговор о сватовстве и свадьбе в Дагестане, на Кавказе – тема для отдельного материала.
«Люди боятся потерять лицо перед обществом»
По словам этнопсихолога Сергея Чипашвили, кавказцам свойственна тяга к самовыражению, и каждый делает это по-своему.
«Каждый старается занять какую-то нишу, продемонстрировать некие социальные маркеры, которые выше, чем реальное социальное положение человека».
По словам психолога, чем беднее человек, тем больше он старается продемонстрировать свои возможности:
По словам Чипашвили, это поведение всегда было присуще кавказцам, а знаменитое кавказское гостеприимство – один из способов самовыражения.
Различные способы самовыражения присущи не только кавказцам, но и многим небольшим народностям. По словам этнопсихолога, во Франции этим отличались гасконцы, а в Испании – баски. И самоутверждаются таким образом в основном люди небогатые.
«По-настоящему богатые люди, не в одном поколении богатые, они этим не страдают, как правило. Стив Джобс ходил в водолазке и джинсах, и ручки у него были обыкновенные, а не паркеры дорогущие за 40 000 долларов, и ботинки обыкновенные. Хотя он был миллионером. Просто он считал: «Обо мне говорят мои дела». А понты – это самоутверждение».
По словам Чипашвили, сложно говорить о том, как может измениться в будущем культура кавказского самовыражения. Он считает, что все будет зависеть от того, что в дальнейшем будет считаться «маркером обеспеченности».
«Может, это будут какие-то суперкомпьютеры, встроенные чипы или космические полеты. Кто-то уже летает в космос, но сегодня это дорого, а завтра это может быть относительно дешево – 10-20 тысяч долларов, многие смогут себе это позволить. И будет так: «А я был в космической гостинице!» И это тоже будут понты».
Текст подготовлен в рамках проекта «Перспектива: трансграничная журналистика».