«Здравствуй, давно не виделись, да? Генри, если ты получил это, то сделай одолжение. Приди завтра в студию и запусти одну машину. На ней есть инструкция, так что разберешься. Удачи». Джоуи Дрю
Я удивился и мне стало не по себе, но я все же шел по коридорам и наткнулся на комнату. В ней лежал на хирургическом столе Борис. Это был тоже персонаж мультфильма, собака. Сам похожий на Гуффи из «Микки Мауса». Но он был вскрыт. — Джоуи. Что же ты наделал. Я медленно удалился из комнаты и рядом была 2 комната. В ней-то и была та странная машина. Вокруг были расплесканы чернила. Я подошел к машине дернул за рычаг, но та была сломана. Я взял с нее инструкцию.
Я отправился искать, у машины я обнаружил ключ. Я ходил по коридорам, читал плакаты. И заметил комнату, это была киностудия, наверху было очень много статуй Бенди. Я испугался и стал рыться в шкафу и, едва я обнаружил пластинку, наверху стоял человек. Он был в чернилах, как мне показалось, и в маске Бенди. Он пристально следил за мной!
Я вижу эту улыбку повсюду. Она внезапно появляется в темноте. За углом. Во снах. Эта широченная улыбка. Этот рот, полный зубов. Они кажутся плоскими и ровными. Ты не узнаешь, насколько острые эти зубы, пока не обнаружишь себя скользящим вниз по его пищеводу.
Он – маленькое исчадие ада.
То, что я хочу тебе рассказать, может показаться невероятным.
Я не дурак. Народ прочитает это и подумает: «Не знаю, кем себя возомнил этот Бадди, но ему меня не провести». Но мне необходимо всё записать. Я должен рассказать эту историю. Даже если мне никто не поверит. Я обязан, пока ещё не слишком поздно. Пока не…
После каждого звука, после каждого скрипа я ищу ту улыбку. Любой сказал бы, что я сошёл с ума. Но мне-то известна правда. Я знаю, что видел. И мне известно случившееся.
Тебе нужно читать это с особым вниманием. Слова мне никогда не давались. Но приходится использовать их, потому что рисункам нельзя доверять.
Рисункам нельзя доверять.
Во всё это впутано много людей. Слишком много. Но если у меня получится защитить хотя бы одного человека… Спасти хотя бы одного от того, во что они превратились…
От того, во что все мы превратились…
Если у тебя получится найти эти записи, Дот. Если у тебя получится найти нас…
Наверное, мне стоит начать сначала.
«Мечты становятся реальностью, Бадди», – вот что он сказал. Мистер Дрю не был каким-то там обманщиком. Только вот проблема в другом: хоть мечты и становились реальностью, однако то же самое происходило и со страхами. Я долгое время всего этого не понимал, честно говоря. Мечты становятся реальностью? Для кого? Для богачей, ясное дело. А что касается моей семьи? Мечты для нас являлись всего лишь короткими передышками в ежедневной работе до седьмого пота.
Хотелось бы мне по-настоящему запечатлеть, как выглядел Нижний Ист-Сайд[1] летом 1946 года. Было бы здорово изобразить его на картине: тротуары, плавно перетекающие в автомобильную дорогу и заканчивающиеся канализационными решётками; клубы пара, что поднимаются в суровое бледное небо; большие жирные сочные капли пота, стекающие по лбам прохожих. Кажется, само слово «пекло» будто бы витает в воздухе.
Но я не должен рисовать. Нужно рассказывать.
Я пытаюсь вспомнить всё, чему научился у тебя, Дот. Ты поведала мне, как написать хорошую историю. Мне нужно лишь припомнить, что именно ты говорила об использовании всех пяти органов чувств. А не только зрения.
Писать – не то же самое, что рисовать.
Пять органов чувств… Что там за остальные четыре?
Слух: смех детей, их весёлые крики, вопли взрослых, звон бьющегося стекла и затем звук кулаков, молотящих по плоти. Когда становилось слишком жарко, случались драки. Делать нечего, пойти некуда, мозг занять не удаётся – в результате он превращается в розовое вязкое пюре внутри твоей черепушки и плещется там, в любой момент норовя вылиться из ушей.
Осязание: кожа всегда скользкая от пота; всё под пальцами кажется мокрым, потому что ты весь покрыт испариной. Возможности оставаться сухим попросту не существовало.
Обоняние: воздух всегда был спёртым и неподвижным, неспособным подняться выше стен многоквартирных высоток. В большинстве случаев он источал запах мочи. От этого тебя подташнивало. Порой ты блевал… А! Это ещё один запах: вонь рвоты.
Прошу прощения, сейчас не могу вспомнить вкус. Это слишком сложно. Я чувствую только горечь во рту. Лишь этот долгоиграющий привкус чернил.
В общем, ты понимаешь: было жарко. И осознавать это – важно, потому что я готов был пойти на что угодно, лишь бы сбежать подальше от такой жарищи и этого района. Я бегал по швейным мастерским уже в течение нескольких лет. С тех самых пор, как умер отец. Мама стала портнихой, а я бросил школу. Вместо своего кузена Ленни я стал доставлять готовые костюмы и пиджаки мистеру Шварцу – нашему начальнику. А потом снова тащил маме детали костюмов, чтобы она в очередной раз проделала ту же самую работу с самого начала. Нам требовались деньги. Лишь заработав их, я мог вызвать у мамы улыбку. Я скучаю по её улыбке. Нежной. Спокойной. Тёплой. По той улыбке, что озаряет лицо и отражается в глазах.
Мамина улыбка совсем не была похожа на его улыбку. Абсолютно не похожа.
Ближе к сути: мне платили. Это было главным.
Тем не менее мне уже почти стукнуло семнадцать лет – в то время как большинству остальных мальчишек едва ли исполнилось двенадцать. Я чувствовал себя глупо, выполняя ту же самую работу наравне с ними. Именно поэтому, когда мистер Шварц предложил мне стать его мальчиком на побегушках и пояснил, что я, таким образом, смогу выбираться за пределы нашего микрорайона и перемещаться по всему городу, я без раздумий согласился. В других частях города росла зелень. Деревья и всякое такое. И ещё там встречались ухоженные кварталы, от которых не воняло мочой. Когда я доставлял готовый костюм в Верхний Ист-Сайд, то мог позволить себе прогуляться в парке и окунуть ноги в пруд. По водной глади люди катались на лодках.
Более того, я мог наблюдать за художниками, которые рисовали вдоль аллей картины для туристов. Появилась возможность вблизи разглядывать карикатуры.
И с этим начали возникать проблемы.
Во-первых, очевидно: художники – народ темпераментный.
– Эй, малец, ты что тут делаешь?
Наверное, в тот раз я ближе обычного подобрался к холсту.
– Проваливай отсюда со своим «просто смотрю»!
Это напоминало художественную школу. Только вот, готов поспорить, учителя в ней не гонят тебя прочь и не говорят, что ты отпугиваешь покупателей, когда склоняешься над холстом.
Однако это было не столь важно. Видишь ли, я кое-чего не упомянул. Ведь ты, полагаю, сама прекрасно знаешь, что я художник. Точнее, художником я считаюсь сейчас. Тогда же я им не был, но очень хотел стать. Не знаю почему; может быть, это как-то связано с моим дедушкой, которого я никогда не встречал и который жил в Польше. Я всегда думал, что он, должно быть, любил искусство. В конце концов, единственное, что дедушка спас и отправил вместе с мамой с «исторической родины», как она говорила, были эти чёртовы картины. Люди всегда очень удивлялись, увидев огромные полотна, написанные маслом, в нашей небольшой съёмной квартирке. Мама могла бы продать их за большие деньги. Но не продала. И на меня это произвело неизгладимое впечатление. Я начал делать зарисовки по ночам, просыпать и опаздывать в школу. Затем меня начали часто отправлять в кабинет директора за «каракули», которые я рисовал днём во время занятий. И, боже мой, как же я любил комиксы! Я бегал по району и собирал выброшенные газеты в надежде прочесть свежие выпуски про моряка Попайя или Дика Трейси. Даже сам начал рисовать комиксы, сочиняя приключения с Олив Ойл, Прюнфейсом или Спаркл Пленти. В скором времени моё воображение стало придумывать своих собственных персонажей. Они не казались забавными. Я их никому не показывал. А потом я обнаружил художников в Центральном парке. Скажем так, меня это несколько отвлекло.
– Ты потерял костюм? – мистер Шварц, если хотел, мог выглядеть весьма пугающе для человека ростом чуть больше ста пятидесяти сантиметров.
– Мне очень жаль, сэр! Клянусь, такого больше не повторится!
Я лишь на секунду положил костюм, чтобы получше присмотреться к картине. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы кто-то незаметно его утащил.
– А что скажешь по поводу прошлого раза, когда ты задержался на три часа? Мой клиент едва не опоздал из-за тебя на встречу.
Нижний Ист-Сайд – район Манхэттена с узкими улицами, простыми многоквартирными домами, элитными апартаментами и шикарными бутиками.
Данная статья содержит огромные спойлеры к франшизе о Бенди. Во избежании спойлеров, просим вас покинуть страницу. Благодарим за внимание!
Bendy and the Ink Machine
Информация
Разработчик
Дата выхода
Платформа
Движок
Скачать
События игры разворачиваются вокруг Генри Штейна — бывшего аниматора, который посетил старую мастерскую по просьбе из письма своего старого друга. Позже опускаясь всё ниже и ниже в глубины студии, он встречает ожившие кошмары и чернильный хаос, что возникли благодаря титулованной Чернильной машине.
Содержание
Описание
«Bendy and the Ink Machine — это игра-головоломка от первого лица, которая начинается в далекие дни анимации и заканчивается в очень тёмном будущем.
Возьмите на себя роль Генри — аниматора из давних времен. Возвращайтесь в забытое место, которое он думал, что никогда больше не увидит.
То что произойдёт дальше. тайна..»
Геймплей
«Bendy and the Ink Machine» является эпизодической игрой в жанре «survival horror», которая включает в себя решение головоломок, исследование окружающего мира и элемент боя, которые непременно сопровождают Генри во время путешествия по тёмным коридорам студии Джоуи Дрю. Игроки могут исследовать мир от первого лица, используя некоторые физические действия, такие как бег и прыжки. Существует множество предметов доступных для собирания, некоторые из них нужны для выполнения обязательных заданий. Банки супа с беконом, которые являются отсылкой на одного из создателей игры, а именно на TheMeatly, также могут быть собраны ради получения достижений и восстановления здоровья Генри.
В дополнение ко всему, во всех главах можно встретить множество проигрывателей с записями работников студии, которые дают возможность разузнать дополнительные детали предыстории игры и сюжета соответственно, как это было показано в таких играх, как «BioShock». Некоторая часть из аудио-журналов спрятана в секретных местах, в которые не так просто пробраться.
Главы
Первая глава была выпущена 10 февраля 2017 года на Game Jolt, Itch.io и Indie DB. Вторая глава вместе с обновлением первой главы была выпущена 18 апреля 2017 года. Третья глава была выпущена в Steam 28 сентября 2017 года, вместе с крупным обновлением двух предыдущих глав. Четвёртая глава была выпущена 30 апреля 2018 года вместе с глобальным обновлением трёх предыдущих глав. Последняя пятая глава была выпущена 26 октября 2018 года, как часть полного сборника со всеми остальными четырьмя главами, включая и Архивы.
Название
Изображение
Дата выхода
Движущиеся картинки (англ. Moving Pictures)
Рецензии
Несмотря на хорошо принятые игры, обзор пользователей с Metacritic в настоящее время насчитывает 6,7 смешанных или средних обзоров; 5 положительных отзывов, 1 смешанный обзор и 3 негативных отзыва. Обзор от GameRankings еще не был записан. Игра получила награду «Лучшая Хоррор-игра» от IGN и находится на первом месте в «18 лучших Хоррор-игр в 2017».
«Волнующий и страшный для каждого игрока» — ScreenCritics [2]
«Игра показывает интригующий мир, эстетику и историю, которые мы не можем дождаться, чтобы увидеть все это в будущих главах.» — Rely on Horror [4]
Релиз на консоли
Порты на консоли были разработаны и изданы компанией Rooster Teeth Games. Изначально планировалось выпустить порты на PS4 и Xbox One 26 октября 2018 года, в то время как порт на Nintendo Switch планировался на 20 ноября 2018 года, но даты портов для первых двух консолей перенесли на дату релиза порта для Nintendo Switch.
Майк Муд намекнул про выход игры на мобильные устройства 9 мая 2017 года. [5] 15 декабря 2018 года, TheMeatly и Joey Drew Studios Inc. объявили о выходе игры на мобильные. Релиз состоялся 21 декабря 2018 года.
Управление
Клавиатура
Этот раздел пуст. Вы можете помочь Чернильной Энциклопедии, добавив нужную информацию сюда.
Этот раздел пуст. Вы можете помочь Чернильной Энциклопедии, добавив нужную информацию сюда.
Я вижу эту улыбку повсюду. Она внезапно появляется в темноте. За углом. Во снах. Эта широченная улыбка. Этот рот, полный зубов. Они кажутся плоскими и ровными. Ты не узнаешь, насколько острые эти зубы, пока не обнаружишь себя скользящим вниз по его пищеводу.
Он – маленькое исчадие ада.
То, что я хочу тебе рассказать, может показаться невероятным.
Я не дурак. Народ прочитает это и подумает: «Не знаю, кем себя возомнил этот Бадди, но ему меня не провести». Но мне необходимо всё записать. Я должен рассказать эту историю. Даже если мне никто не поверит. Я обязан, пока ещё не слишком поздно. Пока не…
После каждого звука, после каждого скрипа я ищу ту улыбку. Любой сказал бы, что я сошёл с ума. Но мне-то известна правда. Я знаю, что видел. И мне известно случившееся.
Тебе нужно читать это с особым вниманием. Слова мне никогда не давались. Но приходится использовать их, потому что рисункам нельзя доверять.
Рисункам нельзя доверять.
Во всё это впутано много людей. Слишком много. Но если у меня получится защитить хотя бы одного человека… Спасти хотя бы одного от того, во что они превратились…
От того, во что все мы превратились…
Если у тебя получится найти эти записи, Дот. Если у тебя получится найти нас…
Наверное, мне стоит начать сначала.
«Мечты становятся реальностью, Бадди», – вот что он сказал. Мистер Дрю не был каким-то там обманщиком. Только вот проблема в другом: хоть мечты и становились реальностью, однако то же самое происходило и со страхами. Я долгое время всего этого не понимал, честно говоря. Мечты становятся реальностью? Для кого? Для богачей, ясное дело. А что касается моей семьи? Мечты для нас являлись всего лишь короткими передышками в ежедневной работе до седьмого пота.
Хотелось бы мне по-настоящему запечатлеть, как выглядел Нижний Ист-Сайд[1] 1 Нижний Ист-Сайд – район Манхэттена с узкими улицами, простыми многоквартирными домами, элитными апартаментами и шикарными бутиками.
[Закрыть] летом 1946 года. Было бы здорово изобразить его на картине: тротуары, плавно перетекающие в автомобильную дорогу и заканчивающиеся канализационными решётками; клубы пара, что поднимаются в суровое бледное небо; большие жирные сочные капли пота, стекающие по лбам прохожих. Кажется, само слово «пекло» будто бы витает в воздухе.
Но я не должен рисовать. Нужно рассказывать.
Я пытаюсь вспомнить всё, чему научился у тебя, Дот. Ты поведала мне, как написать хорошую историю. Мне нужно лишь припомнить, что именно ты говорила об использовании всех пяти органов чувств. А не только зрения.
Писать – не то же самое, что рисовать.
Пять органов чувств… Что там за остальные четыре?
Слух: смех детей, их весёлые крики, вопли взрослых, звон бьющегося стекла и затем звук кулаков, молотящих по плоти. Когда становилось слишком жарко, случались драки. Делать нечего, пойти некуда, мозг занять не удаётся – в результате он превращается в розовое вязкое пюре внутри твоей черепушки и плещется там, в любой момент норовя вылиться из ушей.
Осязание: кожа всегда скользкая от пота; всё под пальцами кажется мокрым, потому что ты весь покрыт испариной. Возможности оставаться сухим попросту не существовало.
Обоняние: воздух всегда был спёртым и неподвижным, неспособным подняться выше стен многоквартирных высоток. В большинстве случаев он источал запах мочи. От этого тебя подташнивало. Порой ты блевал… А! Это ещё один запах: вонь рвоты.
Прошу прощения, сейчас не могу вспомнить вкус. Это слишком сложно. Я чувствую только горечь во рту. Лишь этот долгоиграющий привкус чернил.
В общем, ты понимаешь: было жарко. И осознавать это – важно, потому что я готов был пойти на что угодно, лишь бы сбежать подальше от такой жарищи и этого района. Я бегал по швейным мастерским уже в течение нескольких лет. С тех самых пор, как умер отец. Мама стала портнихой, а я бросил школу. Вместо своего кузена Ленни я стал доставлять готовые костюмы и пиджаки мистеру Шварцу – нашему начальнику. А потом снова тащил маме детали костюмов, чтобы она в очередной раз проделала ту же самую работу с самого начала. Нам требовались деньги. Лишь заработав их, я мог вызвать у мамы улыбку. Я скучаю по её улыбке. Нежной. Спокойной. Тёплой. По той улыбке, что озаряет лицо и отражается в глазах.
Мамина улыбка совсем не была похожа на его улыбку. Абсолютно не похожа.
Ближе к сути: мне платили. Это было главным.
Тем не менее мне уже почти стукнуло семнадцать лет – в то время как большинству остальных мальчишек едва ли исполнилось двенадцать. Я чувствовал себя глупо, выполняя ту же самую работу наравне с ними. Именно поэтому, когда мистер Шварц предложил мне стать его мальчиком на побегушках и пояснил, что я, таким образом, смогу выбираться за пределы нашего микрорайона и перемещаться по всему городу, я без раздумий согласился. В других частях города росла зелень. Деревья и всякое такое. И ещё там встречались ухоженные кварталы, от которых не воняло мочой. Когда я доставлял готовый костюм в Верхний Ист-Сайд, то мог позволить себе прогуляться в парке и окунуть ноги в пруд. По водной глади люди катались на лодках.
Более того, я мог наблюдать за художниками, которые рисовали вдоль аллей картины для туристов. Появилась возможность вблизи разглядывать карикатуры.
И с этим начали возникать проблемы.
Во-первых, очевидно: художники – народ темпераментный.
– Эй, малец, ты что тут делаешь?
Наверное, в тот раз я ближе обычного подобрался к холсту.
– Проваливай отсюда со своим «просто смотрю»!
Это напоминало художественную школу. Только вот, готов поспорить, учителя в ней не гонят тебя прочь и не говорят, что ты отпугиваешь покупателей, когда склоняешься над холстом.
Однако это было не столь важно. Видишь ли, я кое-чего не упомянул. Ведь ты, полагаю, сама прекрасно знаешь, что я художник. Точнее, художником я считаюсь сейчас. Тогда же я им не был, но очень хотел стать. Не знаю почему; может быть, это как-то связано с моим дедушкой, которого я никогда не встречал и который жил в Польше. Я всегда думал, что он, должно быть, любил искусство. В конце концов, единственное, что дедушка спас и отправил вместе с мамой с «исторической родины», как она говорила, были эти чёртовы картины. Люди всегда очень удивлялись, увидев огромные полотна, написанные маслом, в нашей небольшой съёмной квартирке. Мама могла бы продать их за большие деньги. Но не продала. И на меня это произвело неизгладимое впечатление. Я начал делать зарисовки по ночам, просыпать и опаздывать в школу. Затем меня начали часто отправлять в кабинет директора за «каракули», которые я рисовал днём во время занятий. И, боже мой, как же я любил комиксы! Я бегал по району и собирал выброшенные газеты в надежде прочесть свежие выпуски про моряка Попайя или Дика Трейси. Даже сам начал рисовать комиксы, сочиняя приключения с Олив Ойл, Прюнфейсом или Спаркл Пленти. В скором времени моё воображение стало придумывать своих собственных персонажей. Они не казались забавными. Я их никому не показывал. А потом я обнаружил художников в Центральном парке. Скажем так, меня это несколько отвлекло.
– Ты потерял костюм? – мистер Шварц, если хотел, мог выглядеть весьма пугающе для человека ростом чуть больше ста пятидесяти сантиметров.
– Мне очень жаль, сэр! Клянусь, такого больше не повторится!
Я лишь на секунду положил костюм, чтобы получше присмотреться к картине. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы кто-то незаметно его утащил.
– А что скажешь по поводу прошлого раза, когда ты задержался на три часа? Мой клиент едва не опоздал из-за тебя на встречу.
– Мне очень жаль, сэр.
– Ты хочешь стать моим подмастерьем? Хочешь хорошо и честно зарабатывать?
Я хотел. Правда, хотел. Мне нужны были деньги. Нам с мамой требовались деньги. Только вот никто особо не горел желанием брать на работу подростка из трущоб, у которого практически не было образования. Быть правой рукой мистера Шварца считалось самым большим, на что я мог рассчитывать.
Боже мой, как же глупо я себя чувствовал. И как же меня съедал стыд.
– Я дам тебе ещё один шанс, Бадди. Ещё один – и всё.
Последний для меня.
А потом я встретил его.
Я впервые пришёл к нему в студию, чтобы доставить костюм – чехол для одежды был перекинут через моё правое плечо. В тот день в студии из-за жары отключили электричество. Причём не только в студии, располагающейся в кирпичной высотке, но и во всём районе. Обычно мигающие огни театральных вывесок не горели. Я прошёл мимо погасшего анонса «Женщины из Сент-Луиса». Пожёвывая зубочистки, двое рабочих сцены смотрели на здание. Они задрали головы и упёрли руки в бока.
– Шоу должно продолжаться.
– Ну, это они так говорят.
Осознание того, что электричество отключили, до меня дошло лишь через несколько кварталов в западном направлении. Я тогда прошёл мимо одного из театров офф-Бродвея[2] 2 Офф-Бродвей – профессиональный театральный термин, которым обозначаются сценические площадки в Нью-Йорке с вместимостью от 100 до 499 посетителей. По своим размерам эти театры меньше бродвейских.
[Закрыть] и наконец добрался до располагающейся по соседству с ним студии. Я приложил все усилия, чтобы прийти вовремя, но всё равно опаздывал. В этот раз моей вины в этом не было. Клянусь, во всём следует винить метро. Но мистер Шварц не увидел бы разницы. Мне нужно было наверстать упущенное время, поэтому я шёл быстро, не особо обращая внимания на мир вокруг себя. Тем не менее, когда я ступил в мутную темноту, она рывком вернула меня в реальность. Я остановился и просто застыл на месте. Было так темно, что даже не удавалось определить, где низ, а где верх.
А потом внезапно стало слишком ярко – словно прямо на меня кто-то направил луч света. Я поднял руку. Свет соскользнул прочь с моего лица. Я наблюдал за тем, как лучик света пробежал по комнате и остановился на седой пожилой женщине. Она расположилась за огромным столом. Я подскочил на месте, удивлённый её внезапному появлению.
– Чёрт тебя возьми, Норман, – воскликнула она, зажмурив глаза за линзами огромных очков.
– Проектор погас, – хрипло отозвался Норман.
– Если ты не заметил, то электричества нигде нет. Хватит уже светить мне фонариком в глаза!
На секунду всё замерло. Затем по щелчку снова погрузилось во тьму. Должен заметить, вокруг стало ещё темнее. Намного темнее. После света прямо в глаза мне казалось, будто отключился не только фонарик, но и моё зрение. От этого по спине побежали мурашки.
Я не знал, что делать. Мне нужно было доставить костюм. Я подумал, что могу вспомнить, в каком направлении находился стол. Может быть, получится добраться до него вслепую?
– А что это за мальчишка? – спросил Норман откуда-то из темноты.
Раздался звук чиркнувшей о коробок спички. Затем она вспыхнула с характерным тихим «пыщщ».
Лицо пожилой женщины устрашающе исказилось длинными вытянутыми тенями, пока она зажигала лампу в руке.
И затем появился свет.
Он дрожал и танцевал на стенах. В рамках висели различные плакаты. Они напоминали афиши к фильмам, но изображали мультяшек. В частности – одного персонажа, который всё время улыбался. Мне захотелось рассмотреть плакаты поближе. Куда я попал? Что это было за место? Почему персонаж выглядел таким знакомым?
– Ну вот, мальчик, теперь я тебя вижу. Что тебе нужно? – спросила женщина. Она сидела за столом так низко, что над столешницей виднелись только её очки и макушка.
Вопрос был не сложный. Однако я забыл, для кого предназначалась доставка. Поэтому опустил голову вниз и стал возиться с чёрным чехлом для одежды, чтобы отыскать имя на бирке.
– Иди сюда, я ни черта не разберу, что ты там бормочешь, – велела женщина. Над столом появилась её рука, которая резким жестом требовала подойти поближе.
Я повиновался, всё ещё пытаясь отыскать имя владельца костюма.
– У меня костюм, – сказал я в попытке выиграть немного времени.
– Угу-угу, – отозвалась женщина.
Наконец мне удалось отыскать бирку.
Тогда впервые его имя стало для меня чем-то, что оставило отпечаток в памяти. Впервые оно обрело какой-то смысл. До этого момента для меня было важно лишь вовремя добраться до студии и не быть уволенным. Вот о чём я думал. Так что я помнил адрес и знал, что студия находилась на Бродвее. Однако имени заказчика я не слышал и не видел.
– Ну же, мальчик, отвечай. У меня не так много времени.
– Джоуи Дрю, – сказал я. – Я ищу мистера Джоуи Дрю.
– И кто это его ищет? – спросил Норман с подозрением в голосе.
– Мистер Шварц, – выпалил я. Это не самый подходящий ответ, но темнота и поведение Нормана почему-то заставляли меня нервничать. Нисколько не улучшал ситуацию дрожащий свет, который освещал улыбающегося на плакатах персонажа.
– Кто? – поинтересовалась женщина.
– Портной, который сшил для него костюм. У меня костюм мистера Дрю. Я курьер… с… его… костюмом.
– Так он покойничек, – сказал Норман.
Я повернулся к мужчине. Тот стоял слишком далеко от света лампы, поэтому представлял собой только тёмный силуэт.
Сердце бешено стучало в груди. Я не понимал, как такое возможно. И это странным образом почему-то пугало.
– Не, – с усмешкой ответил Норман. – Не умер.
– Я… не понимаю, – сказал я и снова повернулся к пожилой женщине.
Она лишь пожала плечами:
– Шутки Нормана никто не понимает.
– Так это была шутка? – я оглянулся на мужской силуэт.
Норман всё ещё смеялся. Однако от его смеха, в котором совсем не слышалось веселья, мне легче не стало – это уж точно.
– Пошли со мной, – сказал Норман. – Его девчонка ушла на весь день, так что можешь лично доставить ему костюм.
Я покосился на женщину. Она кивком дала разрешение следовать за мужчиной, хотя, честно говоря, мне этого не очень-то хотелось. Знаешь, я уже тогда сделал вывод: нам с Норманом вряд ли удастся когда-либо поладить.
Мужчина включил фонарик и повёл меня по узкому коридору. Луч света от фонарика был направлен вперёд – в отличие от света лампы. Поэтому я видел только силуэт Нормана и решётку лифта, что маячила в конце коридора. Время от времени ещё можно было заметить мелькающие плакаты с мультяшками и тому подобное. Даже в темноте они казались невероятно счастливыми. Мне же от них становилось не по себе – так же как и от улыбающегося героя, которого я видел в лобби. Странно.
– На лифте не получится, – сказал Норман. Его лицо всё ещё скрывалось в темноте. Я кивнул – ведь электричества-то, очевидно, не было. Норман толкнул от себя дверь рядом с лифтом, фонариком указав табличку со словом «лестница». Хотя, правда, я бы и сам догадался, что воспользуемся ей.
Мы начали вместе подниматься вверх, следуя за лучом фонарика. Иногда я оглядывался, чтобы устремить взгляд на всепоглощающую черноту. Мне казалось, будто бы всё позади стирается ластиком. И если не поторопиться, меня тоже сотрут.
В общем, было слишком жарко. Мой мозг выдумывал всякого рода истории.
Говорят, будто бы реальная жизнь бывает ещё более странной, чем вымысел. Но я никогда не подозревал, что нечто подобное может переплюнуть все пугающие мысли из моей головы.
Норман остановился на третьем этаже. Сказать, что я вспотел – ничего не сказать. Рубашка и майка промокли насквозь. Волосы на голове слиплись. Под воротник рубашки от основания шеи стекали капли пота.
– Держи, парень, – сказал Норман и протянул мне фонарик.
– Я знаю, как добраться до своей будки, а ты ничего не знаешь. Топай дальше. Удачи.
Я взял фонарик. Когда Норман отступил в тень, я окликнул его:
– А дальше – это куда?
– Наверх, парень. На самый верх, чёрт побери. – Он рассмеялся в темноте. Ох, как же мне не нравился этот смех.
И вот я остался стоять с костюмом мистера Дрю в одной руке и фонариком в другой. Я чувствовал, как пот струится вниз по спине к одному интересному месту. И кто знал, сколько ещё ступенек предстояло преодолеть. Я посветил фонариком вверх, пытаясь прикинуть расстояние. Однако старые деревянные ступеньки будто вообще никогда не заканчивались и вели прямиком в рай. Я посветил фонариком вниз, разглядывая ступени, уходящие в темноту прямиком в… Ну, ты понимаешь.
В общем я поднялся вверх по лестнице настолько быстро, насколько мог. Это было невероятно утомительно и жарко. Не оставалось уверенности, что вообще доберусь до верха. Мне кажется, в дальнейшем развитии событий следует винить именно эту лестницу. Видишь ли, когда я добрался до последней ступени и попал через дверь на этаж, дышать стало ещё труднее – горячий воздух имеет свойство подниматься вверх. В итоге я просто рухнул. Прямо на пол. Нет, я не потерял сознание, а всего лишь упал. Но очень сильно и с грохотом. Полагаю, мистер Дрю услышал шум и именно поэтому вышел из своего кабинета.
Несмотря на полуобморочное состояние, голос мистера Дрю произвёл на меня неизгладимое впечатление. Его тон был уверенным и дружелюбным. Не могу точно сказать, что именно делает голос дружелюбным. Однако не думаю, что я один описал бы его именно так. Мне кажется, мистера Дрю многие любили именно из-за голоса. И доверяли ему.
– Извините, – отозвался я с пола. – У меня доставка для мистера Джоуи Дрю.
– Я и есть мистер Джоуи Дрю, – сказал он. Передо мной материализовалась протянутая рука, за которую следовало схватиться – что я и сделал. Мистер Дрю помог мне поняться на ноги. – Ты в порядке?
– Хорошо. – Он не сразу отпустил мою руку, а на секунду задержал на ней взгляд, будто бы изучая. Я не был уверен, что именно делал мистер Дрю. Однако это показалось странным. В конце концов, он отпустил мою ладонь и сказал: – Пошли ко мне в кабинет, парень.
В кабинете были окна, поэтому я мог всё видеть и без фонарика.
– Присаживайся, выпей воды. – Мистер Дрю пододвинул ко мне кружку, когда я уселся напротив него за деревянный письменный стол. Я сделал глоток тёплой воды, которая в тот момент показалась свежей целебной влагой горного источника.
– Итак, – начал мистер Дрю, откинувшись в кресле, – кто ты такой и что здесь делаешь?
Я сделал ещё один большой глоток, а затем начал отвечать на вопросы.
– Я курьер, работаю на мистера Шварца. Принёс ваш костюм.
– А! – воскликнул мистер Дрю, громко хлопнув ладонью по столу, отчего я подпрыгнул на месте. Я тогда ещё не знал, как часто он делает подобный жест. Честно говоря, мне так и не удалось привыкнуть. – Так это костюм! Замечательно! Давай его сюда.
Я так и сделал. Мистер Дрю расстегнул пуговицы на чехле и кивнул.
В этом был весь мистер Дрю. Он всегда вёл себя как-то уж слишком экспрессивно – словно выступал на сцене. Будто все могли видеть даже мельчайшие движения. Когда мистер Дрю выражал своё одобрение – как это он только что сделал с костюмом, – это казалось самым лучшим чувством в мире.
– Шикарно, просто шикарно. Только посмотри, какое мастерство.
Возможно, я слишком устал от жары, не знаю. Но я произнёс:
– На самом деле это работа моей мамы.
Мистер Дрю посмотрел на меня. Я почувствовал, как кровь отливает от лица. И зачем только это ляпнул? Я мысленно выругался.
– Что ж, она весьма талантлива. – Он положил костюм на стол и наклонился вперёд, пристально разглядывая меня. Мистер Дрю словно пытался по моим глазам прочитать, что у меня на уме. – А что умеешь ты, парень?
– Твои пальцы. Ты писатель? – поинтересовался он.
Я посмотрел на свои пальцы. Они были покрыты пятнами чернил. Больше всего пятен красовалось на больших и указательных пальцах. Я так привык к ним и даже не осознавал, что это являлось чем-то неестественным.
– Иногда я рисую, – сказал я.
– Ты иногда рисуешь. – Он улыбнулся, когда услышал мой ответ. – Я тоже иногда рисую.
В тот момент я осмотрел кабинет мистера Дрю. Я теперь чувствовал себя немного увереннее и поэтому мог осознать, что же находится вокруг. В комнате стояли шкафчики с книгами и бумагами. Тут и там мелькали чернильницы. В углу находился чертёжный стол. На стенах висело ещё больше плакатов. И не только плакатов. А также набросков, незаконченных рисунков с неразборчивыми словами рядом с ними, стрелочками и перечёркнутыми фразами – всё это напоминало обои.
И тут мой взгляд упал на стол. Тот тянулся практически вдоль всей дальней стены. Предмет мебели был покрыт ещё большим количеством бумаги. И книгами. На столе также стояла какая-то высокая стеклянная награда и рамочка с картинкой мультяшных персонажей и подписью «Генри Штейн».
– Вау, – выдохнул я, не удержавшись.
– У меня чуйка на людей, парень. Я чувствую… Я просто знаю иногда. – Он протянул мне листок бумаги с наброском улыбающегося героя, которого я уже видел внизу. – Что ты видишь?
Я присмотрелся. Персонаж не походил на человека. Его тело, по сути, было овалом. От тела тянулись расширяющиеся к концу руки и ноги. На нём были надеты чёрные ботинки и белые перчатки. На шее у персонажа красовался галстук-бабочка. У героя было круглое лицо, на котором располагались два больших чёрных глаза. Однако намёка на нос не было и в помине. Зато сияла улыбка. Широкая зубастая улыбка.
– Я вижу проказника. Того, кто много шалит и попадает в неприятности. Но для него это нормально.
Я поднял взгляд на мистера Дрю. Он улыбался почти так же, как и персонаж на рисунке.
– Да! Именно, – воскликнул мужчина, указывая на меня пальцем. – Ты знаешь, как много людей просто говорят «я вижу мультяшку»? Но ты всё правильно понял.
Я кивнул. Конечно, подумал я. Наверное. Я снова опустил взгляд на рисунок и заметил: голова героя была не совсем круглой. Макушка напоминала печенье, от которого откусили кусочек – при этом очень ровно, не оставив следов зубов. Погодите. Я понял! У него были рожки. Его голова оканчивалась рожками.
Мистер Дрю отодвинул стул, царапая ножками по деревянному полу. Я поднял голову и заметил: мужчина обошёл свой стол и прислонился к нему, продолжая улыбаться.
– Парень, как ты смотришь на то, чтобы работать на меня? Мне нужен своего рода курьер, но лишь в пределах этого здания. Помощник, который бы разносил всякую всячину по отделам. Сколько бы тебе ни платил Шварц, я буду платить в два раза больше. Я прослежу за тем, чтобы тебя зачислили в художественный отдел в качестве стажёра. И дали шанс проявить себя. А ещё, может быть, у тебя получится чему-нибудь научиться между делом.
Поначалу я не совсем понял, о чём толкует мистер Дрю. Но когда до меня дошло, стало сложно этому поверить. Я весь день переживал, что мистер Шварц уволит меня. Теперь же поступило предложение о работе мечты. В конце концов, у меня получилось улыбнуться мистеру Дрю в ответ и пожать ему руку.
– Хорошо, – отозвался мужчина. – Прекрасно. В общем, я и есть Джоуи Дрю. Это моя студия. Можешь звать меня мистер Дрю.
– О, я Дэниэл, сэр, но все зовут меня Бадди или Бад. Или ещё как-нибудь. На самом деле, мне всё равно, как.
– Приятно познакомиться с тобой, Бадди. – Он протянул руку и забрал у меня рисунок с персонажем. Затем перевернул его ко мне. Расположившись бок о бок, они повторяли улыбки друг друга, подобно отражению в зеркале. – А это, – сказал мистер Дрю и постучал пальцем по картинке, – это Бенди.
Данное произведение размещено по согласованию с ООО «ЛитРес» (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.
