kak_eto_sdelano
kak_eto_sdelano Как это сделано, как это работает, как это устроено
Самое познавательное сообщество Живого Журнала
несколько лет назад я трудился в программе Главная Дорога. сценаристом. полгода по моим историям жгли, взрывали, распиливали и разбивали машины. это была моя работа
как выжить в таком автобусе?! это вообще реально.
перед съемками трюка ведущий Вилле Хаапасало и оператор Саша режутся в дорожные войны. а каскадеры за кадром на игрушечных машинках моделируют трюк.
люди пострадать не должны. поэтому страдать будут манекены
перед сложным трюком отдыхают даже куклы
режиссер точно знает, где лучшая точка для съемки. и безжалостно гоняет оператора по салону автобуса.
вот, загнал в угол. выхода нет!
перед трюком каскадеры должны расслабиться. делают они это с большим удовольствием
грузимся в автобус. через несколько минут он должен стать гробом на колесах
каскадеры готовят защиту. перед каждым трюком. очень тщательно
Саня испугался за жизнь коллеги-оператора, который завис в корзине на высоте 30 метров
каскадеры еще раз проверяют оборудование. к этой трубе прицепят трос. за трос потянет тягач и автобус перевернется на ходу. трос и трубу потом вырежут из кадра компьютерщики
трубу пропускают через салон автобуса и намертво приваривают
трюкачи приковывают себя цепями к сиденьям автобуса. они умеют падать с любой высоты на любой скорости, но безопасность лишней не бывает
водитель перед трюком собирается так
во время переворота ведущего в автобусе не будет. но он все равно переживает
хоть на его бейсболке и написано РАЗЫСКИВАЕТСЯ. хоть и сидит он в патрульной машине на том месте, где обычно перевозят задержанных преступников, но курит режиссер не нервно. он просто любит курить и думать. и то и другое делает хорошо
время блокировать движение на дороге
Вилли карабкается на автобус и в этот момент машина начинает гореть!
трюкачи помогают друг другу выбраться наружу. в салоне от дыма нечем дышать!
все остались живы только потому, что сценарист так придумал. погибли только они
а ведущий продолжает делать свою работу
финальный стендап. обратите внимание на то, как из окон разбитого автобуса вываливаются мертвые манекены
а это Вилле демонстрирует молоток для открывания аварийного выхода из автобуса. всю жизнь мечтал разбить таким молотком окно я.
. и вложил свою мечту в руки другого
потом был плов. но это уже совсем другая история.
Новое в блогах
Гробы на колесах как средство ускоренной «могилизации»
Самой древней машине, полученной одесситами, уже стукнуло 59 лет. У некоторых солдат на таких «бэтрах» ездили еще дедушки, служившие в Советской армии.
Но мало того! Если вы ненароком подумали, что эта «могучая» техника, снятая с вечного прикола, была отремонтирована в силу надобностей нынешней «отечественной войны», то вы сильно заблуждаетесь. Этим «подарком судьбы» украинские морпехи целиком обязаны … несостоявшейся сделке с одной из африканских стран, ради которой БТРы, еще до переворота на Украине, прошли восстановительный ремонт. Однако африканцы не внесли предоплаты, и контракт расторгли. Причем ремонт сделали настолько символический, что у древних машин не поменяли даже покрышки.
Естественно, киевская хунта из таких позорных фактов саморекламу не делает. Массовой публике усиленно втирают насчет «нового облика» вооруженных сил и тех чудес техники, которыми их вот-вот завалят. А на самом деле втихаря оснащают их таким утиль-сырьем, от которого отказываются даже самые отсталые страны Африки. И, в данном случае, спасибо усердию записных «патриотов» из «Думской.нет», наглядно продемонстрировавших, чего на самом деле стоит этот режим, который не способен толком вооружить даже армию, на штыках которой надеется усидеть.
З.Ы. Ну то, что у реликтов покрышки не поменяли, это-то как раз понятно. В Украине после Майдана с покрышками явный дефицит, а те, что остались, бережно хранятся для будущих Майданов.
Для тех кто родился после того, как этот гроб на колесах с броней от консервной банки сняли с вооружения:
Гроб на колесах
В половине восьмого утра Артем себя чувствовал отвратительно. Принять душ не успел, только пару раз брызнул чуть теплой водой из крана на лицо, но помогло ненадолго. Глаза слипались, голова болела. Зубы почистить просто забыл, и во рту ощущался кислый привкус чего-то перебродившего, вполне возможно, что вчерашнего полуночного ужина. Прислонившись затылком к рекламному плакату на фонарном столбе, Артем едва не отключился. А когда, встряхнувшись, полез в куртку за сигаретами, вспомнил, что оставил их дома, на раковине.
Низенькая плотная бабулька в выцветшем плаще зыркнула в его сторону сердито, как будто читала мысли. Откуда только берутся такие старухи на любой остановке в любое время суток? Носительницы морали ни свет ни заря караулят чего-то, как в деревнях своих привыкли. Что называется, с первыми петухами влечет их — на рынки, дачи, огороды. Вон и авоська из кармана торчит. Как пить дать, для лаврового листа и прочей ерунды, которая у них в приправу к борщам и соленьям идет… Где уж тебе, бабка, понять молодого парня, которому на работу спозаранку в понедельник ах как влом…
Вообще остановка почти пустовала. Помимо Артема и бабки, стоял только мальчишка с джинсовым рюкзаком за плечами и в наушниках. Этот на других внимания не обращал в принципе, ушел в себя, в музыку свою. Что он там сейчас слушает? Дай бог, «Нирвану», а не шансон какой-нибудь.
По противоположной полосе проехала еще одна машина. Артем постепенно приходил в себя, просыпался, даже почувствовал холод. Ну да, утро же, солнышко вроде бы и встало, а вроде и нет еще — оттого свет блеклый, как через салфетку, а воздух по-осеннему чист и пахнет озоном, потому что ночью был дождь. Точно-точно, был. Гром гремел, и Артем слышал его сквозь сон, вроде даже и вспышки молний отсвечивали на потолке спальни. И трасса темная от дождя, сырая еще, не просохшая.
Из-за поворота показалась маршрутка.
Номер маршрута прочесть было трудно, да и незачем.
Наконец дверь открылась, издав какой-то странный хлюпающий звук — будто кто носом громко сопли втянул. Толстуха в плаще, кряхтя и охая, протиснулась внутрь, затем туда же нырнул школьник. Последним, сплюнув утреннюю мокроту на асфальт, запрыгнул Артем. Дверца закрылась за ним, как крышка гроба.
В «гробу» было тепло. Несмотря на ранний час, салон машины был почти полон. Окинув сонным взглядом нутро маршрутки в поисках свободных мест, он увидел лишь два. Бабка заняла сиденье впереди, оставив жалкий клочок у окошка, куда еще надо было протиснуться между нею и небритым мужиком. Одно из двух сидений рядом с дверью занял юный меломан, на оставшемся месте устроился Артем. В задней части тихо сидела девица не особо приятной наружности, а совсем в глубине угадывались хмурые лица нескольких мужчин, один из которых явный кавказец. Рассматривать спутников не очень-то хотелось, однако факт оставался фактом — в машине было гораздо теплей, чем на улице. Артем решил, что это пассажиры надышали.
— Зря вы сюда сели, — хихикнул вдруг небритый.
— Почему это зря? — всполошилась бабка. — Не туда едем, что ли? Не по Свердловой?
— Туда-туда, — сказал Артем лениво. Меньше всего ему хотелось слушать маразматический бред очередной заслуженной труженицы комсомольских времен. — У них, мать, маршрут один.
— Да, маршрут один, все доедут, — донеслось глухо с водительского сиденья. Артем глянул мельком на зеркальце заднего вида, которое должно было, как обычно, висеть впереди, над рулем. Обычно в это зеркало пассажиры могут видеть своего водителя… но там не было никакого зеркала.
— Зря, — еще раз крякнул небритый и уронил голову. Правой рукой он держался за поручень. Под желтыми ногтями собрались полоски то ли грязи, то ли ржавчины какой-то бурого цвета.
— Да как же так? — опять засуетилась старуха. Полы идиотского плаща громко шуршали по черной обивке, когда толстый зад нервно ворочался на месте. — Мне на Свердлова надо, на оптовку…
— Спокойно, — сказал Артем, стараясь не думать про зеркальце заднего вида, точнее, про его отсутствие. — Не стоит слушать этого… Он же пьяный в задницу, разит за километр.
От небритого и правда сильно и неприятно пахло, причем не столько алкоголем, сколько… да, с отвращением осознал Артем, от мужика несло мочой. Тем не менее ему стало спокойнее, потому что теперь он и сам понял: ну конечно, дядька просто упился до чертиков, до абсолютной потери вменяемости, вот и несет бред. А то, что зеркала впереди нет, так это же просто объясняется — поломалось, треснуло, вот водитель и убрал.
На плечо капнуло. Артем машинально вытер рукой влагу с куртки. Еще одна крупная темная капля плюхнулась рядом с ним на пол.
Это все ночной дождь, на крыше наверняка небольшая лужица собралась рядом с люком. Вот и протекает. Сотни раз он уже терпел такие неудобства.
«Газель» чуть замедлила ход, стала вроде бы разворачиваться.
— Э, куда? Куда? — Сзади поднялся кавказец в спортивном костюме. — Стой!
— Все нормально, — донеслось спереди.
— Что нормально? Куда едем, а?
В голосе водителя звучал какой-то странный, необычный акцент. Не такой, как у выходца с гор. Звук «р» был раскатистым, как будто угрожающе рычал пес.
— Куда короче? Мне на следующей выходить… — Горец тупо озирался по сторонам.
— Не надо, — услышал Артем вдруг испуганный шепот. Девица, сидевшая сзади, смотрела широко распахнутыми, полными ужаса глазами. — Скажите ему, чтобы он этого не делал, я не вынесу больше…
Кавказец между тем устремился к дверям. Не дожидаясь, пока те откроются, с яростью пнул их ногой, обутой в фирменную кроссовку.
Нога провалилась внутрь.
Артем почувствовал, как глаза полезли из орбит. Школьник справа испуганно взвизгнул и резко вжался в спинку сиденья, так что затычки-наушники выпали из ушей и стало слышно тихое дребезжание какой-то попсовой песенки. Раздался женский плач. А еще — еле слышное истеричное хихиканье небритого.
— Что за. — Человек, который должен был выйти через остановку, тупо уставился на затянутую в дверь конечность.
Обивка будто стала вдруг жидкой, нога провалилась почти по колено. То, что казалось прежде обычным куском железа, прикрытым для порядка листом фанеры, теперь вязко шевелилось и подрагивало, как желе.
Так было секунду. Потом эта полужидкая масса резко свернулась воронкой. Брызнула кровь, человек завопил.
Красные капли, ошметки кожи и мяса попали на лицо старухе, та подпрыгнула от испуга. И конечно, первое, что она сделала после этого, — оттолкнула вопящего от себя (вслед за ногой в кроваво-черное месиво нырнула и рука несчастного). А потом развернулась и заорала сама.
— Не стоит этого делать, — попытался остановить ее Артем, но было поздно.
Старуха потянулась рукой к тому, кого звала. Ладонь коснулась обшивки сиденья и резко отдернулась. Двух пальцев как не бывало. Женщина громко охнула и обмякла на своем месте, закатив глаза.
Машина набирала ход.
— Дядя, что происходит? — Мальчик с наушниками неожиданно оказался совсем рядом с Артемом, прижался сбоку, как будто искал защиты.
— Никто не знает, — просипел небритый из своего угла.
Под ногами у него на грязном, залитом кровью полу корчился и стонал лишившийся ноги и руки кавказец. Умирающий что-то стонал на родном языке, смуглое прежде лицо превратилось в белую, как снег, маску. Затем изо рта вырвался поток темной крови, моментально впитавшейся в пол «газели». Рывок! Обмякшее искалеченное тело по пояс затянуло в жижу. Артем невольно поджал ноги к груди — вдруг зацепит?
— Все нормально, едем дальше, — голос с водительского сиденья.
— Ты как здесь оказался? — спросил у небритого мужика Артем минут пятнадцать спустя, все еще пытаясь прийти в себя. Потом оглянулся. — И вообще все вы.
— Как обычно, — пожал плечами человек, сидящий сзади, соседом которого в салоне был бесследно затянутый неизвестно куда и как кавказец. Точнее, попытался пожать, но вышло это у него плохо. Присмотревшись, Артем увидел то, чего в сумраке кабины поначалу не смог заметить, — тело мужчины буквально сливалось в одно целое с разбухшим сиденьем. Спинка липкой мазутоподобной массой обхватывала человека от шеи и ниже, не давая пошевельнуться. Будто смирительная рубашка.
— Собрался по делам, машина в ремонте, и вот решил в кои-то веки лоховозом воспользоваться, — продолжал спеленутый. — Дурак. Дома бы лучше сидел…
— Всем надо было. Дома сидеть, — подтвердил небритый.
Артем коснулся щеки, и на ладони осталось размазанное красное пятно. Несколько секунд он тупо разглядывал его. Потом сверху шлепнулась новая капля, и в ладони стала собираться лужица. Они с мальчишкой задрали головы.
— Ну да, — хихикнул небритый, — подтекает…
— Боже, абсурд какой-то, такого не бывает… — запричитала девушка сзади. — Это мне, наверное, снится. Это мне точно снится, такого не бывает. Это сон, это просто кошмарный сон…
— А ты ущипни себя за титьку. Или сунь пальчик в окошко лучше!
— Заткнись, — процедил Артем сквозь зубы. — А то я твою башку туда суну.
Небритый безразлично моргнул мутным глазом и вновь отключился.
— Не трогайте его, — глухо сказал спеленутый. — Он здесь дольше всех нас катается. Знает, что ему недолго осталось.
— Я сейчас маме позвоню, — заявил вдруг мальчишка, отодвигаясь от Артема. — Или в милицию.
В руках у него появился мобильник, дрожащими пальцами юнец начал лихорадочно тыкать кнопки.
— Без толку, связи нет, — равнодушно заметил спеленутый.
— Я за билет заплачу, — это пришла в себя бабка. — Я не зайцем, я нормально…
Она полезла в карман плаща кровоточащей рукой и действительно выудила оттуда тощий кошелек.
— И с-сдачи не надо… — тряслись посеревшие губы.
— Не на-адо! — завизжала девчонка.
Артем отстраненно подумал о том, как велика может быть глупость человеческая. Прежде чем кто-нибудь успел ее остановить, старуха полезла со своим кошелем к водителю, резво перегнулась через сиденье… В следующий миг безголовое тело рухнуло обратно.
Потом затрещал плащ, грузная туша прямо на глазах стала разваливаться на части. С омерзительным чмокающим звуком куски старухи медленно исчезали в обивке. Сиденье выгнулось вперед дугой, протянулось щупальцами, стараясь захватить порцию побольше. Артем отвернулся, девушка продолжала кричать, мальчишку вырвало прямо на пол. Последней в жидкой черноте растворилась кисть руки с тремя все еще слегка подрагивающими пальцами.
Во вновь воцарившейся тишине раздалось тихое хихиканье небритого.
— Что радуешься, скотина? — Артем сжал кулаки.
— Он прав, — донеслось сзади. — Теперь у нас есть пара часов, прежде чем тварь проголодается снова.
— Просто. Он, пока еще в своем уме был, объяснил… Не маршрутка это вовсе. И не водитель там впереди сидит.
— Так точно! — Водитель, не оборачиваясь, козырнул правой рукой. Вернее, не совсем рукой. Теперь Артем это заметил — у существа за рулем не было ногтей на пальцах. Совсем. Просто куски белой плоти.
— Какое-то животное. Может, не с нашей планеты. Может, не из нашей Вселенной даже. Передвигается, принимает удобную форму, чтоб заманить добычу. Знаете, рыбы такие есть? У них специальный ус, на конце которого светящийся в глубоководной темноте шар. Мелкая рыбешка плывет к шарику… а оказывается прямо в пасти у ловца.
— Левиафан… — заплакал мальчик. — Мы попали в Левиафана!
— Так ты знал? — не обращая на сопляка внимания, обратился Артем к спеленутому. — И этот убогий знал? Все вы знали?! Знали и не предупредили?!
— А ты хочешь умереть поскорее? — вскинула голову девушка. Только сейчас Артем заметил, что у нее не хватает волос с одной стороны. Отсутствовало и ухо.
— Каждый новенький на маршруте — шанс для остальных прожить еще час-другой, — объяснил мужчина. — Присмотрись! Здесь есть чем питаться, здесь можно спать. Единственное — если начнешь умирать, оно сожрет тебя. Потому что любит свежее мясо, а не тухлятину.
«Здесь есть чем питаться…»
Артем почувствовал резкий приступ тошноты, кислый комок подкатил к горлу, тело скорчило на секунду в непроизвольной конвульсии. Но он сдержался. Перед глазами вдруг возникла ясная, как в кино, картинка: офис, белые жалюзи, мерцающий монитор и горячий кофе на столе… Тошнота отступила.
— Левиафан, — повторил мальчишка. — Как в Библии, да? Я всегда думал о том, куда он потом делся и были ли у него дети.
Шум несуществующего мотора напоминал утробное урчание.
— Вы можете жить, вы можете спать, вы можете говорить, вы можете даже размножаться, — не оборачиваясь, деловито сообщил водитель. — Все верно. Дойную корову просто так не убивают.
— Ты-то кто такой, твою мать.
— Оно совсем не человек. Мы не знаем, как устроена эта тварь, но какая-то ее часть, несомненно, изображает из себя этого типа, чтобы контролировать нас — тех, кто внутри. Или просто чтобы смеяться над нами.
— А ты. Почему ты… такой? — Артем не знал, как описать словами состояние спеленутого.
— Пару остановок назад, когда двери открылись, хотел выйти, — объяснил тот.
— Почему оно тебя не сожрало?
— Перед этим машина съела моего парня. Это было давно, — сказала безухая.
Черная масса, покрывающая его тело, влажно чмокнула, перекатилась легкой рябью.
— Мы им запиваем, — хихикнул «рулевой».
Артем схватился за голову. Картинка офиса вновь всплыла в сознании. В конторе нельзя орать. В конторе нельзя истерики устраивать…
— Думаю… Ну, пока я еще могу думать… Так вот, думаю, если оно кого-то берет, даже совсем чуть-чуть, как меня, то оно и жрет.
— Бред! Это какое-то сумасшествие, такого просто не может быть!
— Почему бы тебе не ткнуть в меня пальцем, чтобы убедиться, что я реален? — Водитель оглянулся, впервые за все это время, и Артем увидел, как от этого движения голова существа на мгновение тоже покрылась мелкой рябью, а под кожей проступили черные пятна.
— Скорее, наоборот. — Тут тварь отвернулась.
Какое-то время они ехали в полной тишине. Потом мальчишка тронул Артема за плечо:
— О чем? — спросила девушка с одним ухом.
— Кто-нибудь из вас пробовал с ним договориться?
— Ага, — кивнул спеленутый. — Наш кавказский друг, пока не сошел с ума, обещал, если его отпустят, привести десять человек. Без толку.
— Еды нам пока хватает, — донесся смешок.
— А что будет, если… — Артем оглянулся по сторонам, привстал. — Если поджечь паскуду? Есть у кого-нибудь зажигалка?
— Но-но! В салоне курить запрещено.
— Вот за что я его люблю. Он меня уважает.
— И как… как часто… эта гнида… питается?
— Чаще, чем мы, — хмыкнул спеленутый.
— Оно — обжора, — подтвердил небритый.
— Боже, я через четыре часа должен уже был обедать лапшой китайской у себя на работе… Ненавижу этот вкус.
— ЗАЧЕМ ты говоришь об этом?!
— Пусть говорит, дорогая, — обратился к соседке спеленутый. — Это то, что держит его мозги на плаву…
Артем прикрыл глаза. Офис. Контора. В конторе нельзя паниковать. Надо сосредоточиться. Надо думать. И думать быстро, пока тварь не проголодалась. А если она проголодается, то кто может поручиться, что не он станет ее следующей трапезой… А может, и пускай. Офис.
Офис. Стол. Монитор. Упаковка лапши. Залить кипятком. Накрыть крышкой. Подождать…
Будешь сам лапшой скоро, пока ждешь… Проклятие!
— А куда мы едем? — голос мальчишки, доносящийся словно издалека.
Офис. Лапша. Если кипятка налить слишком много, то лапша сильно разбухнет и начнет вываливаться из упаковки на стол… Что-то мелькнуло в сознании Артема. Что-то мелькнуло, похожее на озарение.
Да пошел бы ты, пацан, вместе со своей мамой. Чего бы ей не проводить тебя в школу этим утром? Почему бы вам вдвоем не торчать на остановке, чтобы мне места в маршрутке не хватило? Чтобы я просто подождал следующую машину…
Офис. Скачанные в интернете игрушки про снежного человека, убивающего пингвинов. Кто я сейчас? Такой же пингвин… Нет, не то, не туда мысли поползли опять. Ох уж эти мысли, прямо как черви в банке, все норовят вылезти и плюхнуться на землю. Да я сам такой же червяк…
Офис. Что там еще? На столе. Пластиковый стаканчик вместо карандашницы. В него что попало запихиваем — степлер, две-три ручки, упаковка жвачки, скомканный бумажный шарик. Еще как-то попробовал, сам не знаю зачем, дырокол впихнуть…
— Левиафан, пусти меня к маме…
— Да иди уже, никто тебя не держит, — сиплый голос небритого.
— Не стоит. Мы пока сыты.
Пока сыты они, ежкин кот. Чтоб ты лопнула, тварь!
Офис. Пластиковый стаканчик. Лапша. Банка. Черви. Дырокол.
Артем открыл глаза.
— Если мы все равно умрем, то стоило бы умереть так, чтобы и этот монстр подох, вам не кажется?
— Не глупи, парень. Просто посмотри на меня, — спеленутый даже улыбнуться нашел в себе силы.
— Да, просто посмотри на него, — хихиканье спереди. Это кажется. или в тоне чудища появилось что-то новое? Интерес.
— Он всегда есть. Только найти надо. Как в компьютерной игре, правда, малой?
Мальчик отупело посмотрел на Артема. После паузы почему-то шепотом ответил:
— Точно. У тебя бомбы ненароком не завалялось в портфеле?
— Что вы смеетесь, страшно же…
— Конечно, страшно, малыш. Конечно, страшно. Только действовать надо быстро. Пока оно сыто. Понимаешь?
— Господи, ну зачем все это, ну этого же не может быть?
— Да заткнись ты, дура.
Артем решился. Легко вытащил из памяти до боли знакомую картинку офиса, уменьшил ее в своем воображении и повесил в рамочку аккурат так, чтобы она перекрыла лицо сидящего рядом школьника. Теперь Андрей стал почти всесилен. Теперь он был способен на все блягодаря этой фотографией перед глазами.
Он схватил ноющий что-то про мамочку офис за тонкую руку, рванул сначала на себя, а потом резко вперед. Кто-то крикнул там, в офисе, но писклявый голосок был слаб и доносился из самой глубины, из-за двери в углу, рядом со шкафом. В шкафу на полочках папки с документами, формами, образцами… Потоки красного пролились из-под рамы, хлюпанье и хруст, женский вскрик сзади, какое-то копошение…
Не до этого сейчас. Это всего лишь шум из-за двери.
Офис. Контора. В конторе не обращают внимания на шум в коридоре.
Надо действовать быстро. Не отрываясь от таблиц и графиков.
Вместо небритого психа ничего и представлять себе не надо, он и так мерзок и противен. Артем вскочил (быстрей, быстрей, пока самого не засосало) и что есть мочи пнул ногой соседа слева — один, второй, третий раз, буквально вбивая, втаптывая его в стену машины, в мутно-желтое стекло, уже совсем не обращая внимания на все постороннее, на все то, что мешает действовать на пределе сил, четко и, главное, быстро.
Пол под ногами дрожит, все в салоне ходит ходуном…
— ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ, ТВОЮ МАТЬ?!
Дикий нечеловеческий вопль в два голоса. Безухая девица падает, ползет к Артему — жалкая, мерзкая тварь. Сзади нее поднимается нечто, ранее казавшееся человеком, а теперь на глазах обрастающее иглами и щупальцами. В голове у Артема проносится за долю секунды тысяча мыслей: «Так ты такой же, как и тот, что впереди, так ты тоже часть всего это дерьма, так ты попросту развлекаешься и следишь за мясом, а сам НЕ МОЖЕШЬ просто так схватить меня…»
Офис. Фото, картинка в рамке. Пустое освещенное помещение. Стул. Стол. Монитор. Стаканчик, который рвется, потому что в него напихали слишком много всяких ненужных вещей и вещиц.
Артем схватил девушку с фотографией офиса в рамке вместо лица и что есть мочи швырнул в объятия ощетинившегося щупальцами чудища. Снова крики. Снова ошметки плоти и кровь во все стороны. Теперь самое главное осталось. Скорее! Нельзя ждать ни секунды.
Я — офис. Я — стул. Я — стол. Я — монитор. Я — пакет с китайскими макаронами. Я — шкаф с документами в углу. Я — степлер, разрывающий тонкий пластик.
Артем прыгнул во тьму.
Удары со всех сторон, его рвет, душит, царапает, ломает, но ему не больно. Дыхания нет — его к чертовой матери выкинуло из груди. Белое сияние вокруг. Гул в голове. Глухой шум. Голоса чьи-то, крики.
Артем открыл глаза и увидел прямо перед собой камень и лужу с грязной бурой водой. Он лежал в ней и смотрел в нее. Отражения не было видно, поверхность рябила, капал дождь и еще что-то — кровь и слизь, это прямо с него капало. Вернулось дыхание, и он втянул в себя холодный воздух вместе с влагой из лужи. С трудом повернулся с живота на бок, от усилия в глазах вновь потемнело, а кисть (правую или левую?) пронзила боль. Похоже на перелом.
Артем увидел омытую ливнем мостовую и тротуар метрах в десяти от себя. Там стояли люди с зонтиками, показывали на него пальцами и что-то взволнованно кричали друг другу. До него долетали обрывки фраз, что-то про машину, про аварию, про…
Артем медленно встал на четвереньки. Рядом в той же луже увидел обрывок джинсового рюкзака, заляпанный коричневым. Но это уже не важно!
Артем собрался с силами, чтобы подняться на ноги. Шум в голове мешал.
Я жив. Тварь слишком много сожрала за один раз. И я жив!
Шум становился громче. Он походил на рычание зверя. Люди на тротуаре продолжали кричать. Плевать, плевать на вас, чертовы идиоты, на всех плевать!
Хотелось хохотать и плакать одновременно. Он не чувствовал боли в переломанных, сочащихся кровью пальцах. Потекли слезы. И смех — дикий, истеричный смех ЖИВОГО человека — разорвал грудь, когда он встал, шатаясь, во весь рост прямо посреди грязной дороги и поднял голову, чтобы взглянуть в пасмурное небо, и вобрать в себя этот сырой дурманящий воздух, и крикнуть всему миру о том, что он жив, он выкарабкался, он стерпел все.
Что ему сейчас эти люди с их нелепыми криками, нелепыми жестами? Какое ему сейчас дело до их воплей? Эйфория — только теперь он понимал, что это такое.
Впервые в жизни. Впервые он чувствовал себя таким живым.
Увидел несущуюся на него «газель», за рулем которой нечто бесформенное и страшное шевелило черными прядями Горгоны Медузы.
Бешеный рев оглушил его, а потом прогремел гром, сверкнула молния. Как ночью.
И прохожие недоуменно озирались, потому что на дороге уже не было никого и ничего. Только в луже мок обрывок детского рюкзака.