Государство это машина для подавления одного класса другим
Ленин В.И. ПСС. Т. 39. С. 74 –76.
[. ] Формы государства были чрезвычайно разны. Во времена рабовладельческие в странах наиболее передовых, культурных и цивилизованных по-тогдашнему, например, в древней Греции и Риме, которые целиком покоились на рабстве, мы имеем уже разнообразные формы государства. Тогда уже возникает различие между монархией и республикой, между аристократией и демократией. Монархия – как власть одного, республика – как отсутствие какой-либо невыборной власти; аристократия – как власть небольшого сравнительно меньшинства, демократия – как власть народа (демократия буквально в переводе с греческого и значит: власть народа). Все эти различия возникли в эпоху рабства. Несмотря на эти различия, государство времен рабовладельческой эпохи было государством рабовладельческим, все равно – была ли это монархия или республика аристократическая или демократическая.
Государство есть машина для угнетения одного класса другим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие подчиненные классы. Форма этой машины бывает различна. В рабо [236> владельческом государстве мы имеем монархию, аристократическую республику или даже демократическую республику. В действительности формы правления бывали чрезвычайно разнообразны, но суть дела оставалась одна и та же: рабы не имели никаких прав и оставались угнетенным классом, они не признавались за людей. То же самое мы видим и в крепостном государстве.
Перемена формы эксплуатации превращала рабовладельческое государство в крепостническое. Это имело громадное значение. В рабовладельческом обществе – полное бесправие раба, он не признавался за человека; в крепостническом – привязанность крестьянина к земле. Основной признак крепостного права тот, что крестьянство (а тогда крестьяне представляли большинство, городское население было крайне слабо развито) считалось прикрепленным к земле, отсюда произошло и самое понятие – крепостное право. Крестьянин мог работать определенное число дней на себя на том участке, который давал ему помещик; другую часть дней крепостной крестьянин работал на барина. Сущность классового общества оставалась: общество держалось на классовой эксплуатации. Полноправными могли быть только помещики, крестьяне считались бесправными. Их положение на практике очень слабо отличалось от положения рабов в рабовладельческому государстве. Но все же к их освобождению, к освобождению крестьян, открывалась дорога более широкая, так как крепостной крестьянин не считался прямой собственностью помещика. Он мог проводить часть времени на своем участке, мог, так сказать, до известной степени принадлежать себе, и крепостное право при более широкой возможности развития обмена, торговых сношений все более и более разлагалось, и все более расширялся круг освобождения крестьянства. Крепостное общество всегда было более сложным, чем общество рабовладельческое. В нем был большой элемент развития торговли, промышленности, что вело еще в то время к капитализму. В средние века крепостное право преобладало. И здесь формы государства были разнообразны, и здесь мы имеем и монархию и республику, хотя гораздо более слабо выраженную, но всегда господствующими признавались единственно только помещики-крепостники. Крепостные крестьяне в области всяких политических прав были исключены абсолютно. [. ] [237]
Социализм или капитализм?
«Лекция в Свердловском Университете» В.И. Ленин, том 39:
«ВОПРОС О ГОСУДАРСТВЕ ТАКОЙ СЛОЖНЫЙ И ТАК ЗАПУТАН БУРЖУАЗНЫМИ УЧЁНЫМИ И ПИСАТЕЛЯМИ, ЧТО К ЭТОМУ ВОПРОСУ КАЖДОМУ ЧЕЛОВЕКУ НЕОБХОДИМО ПОДХОДИТЬ НЕСКОЛЬКО РАЗ, ВОЗВРАЩАТЬСЯ К НЕМУ ОПЯТЬ И ОПЯТЬ, ОБДУМЫВАТЬ ВОПРОС С РАЗНЫХ СТОРОН, ЧТОБЫ ДОБИТЬСЯ ЯСНОГО И ТВЕРДОГО ПОНИМАНИЯ. Только тогда вы можете считать себя достаточно твердыми в своих убеждениях и достаточно успешно отстаивать их перед кем угодно и когда угодно (с. 65).
Очень часто этот вопрос смешивают с вопросами религиозными не только представители религиозных учений (от них-то это вполне естественно ожидать), но и люди, которые считают себя от религиозных предрассудков свободными. Вопрос этот так запутан и усложнен потому, что он (уступая в этом отношении только основаниям экономической науки) затрагивает интересы господствующих классов больше, чем какой-нибудь другой вопрос. УЧЕНИЕ О ГОСУДАРСТВЕ СЛУЖИТ ОПРАВДАНИЕМ ОБЩЕСТВЕННЫХ ПРИВИЛЕГИЙ, ОПРАВДАНИЕМ СУЩЕСТВОВАНИЯ ЭКСПЛУАТАЦИИ, ОПРАВДАНИЕМ СУЩЕСТВОВАНИЯ КАПИТАЛИЗМА, – вот почему ожидать в этом вопросе беспристрастия, подходить в этом вопросе к делу так, как будто люди, претендующие на научность, могут здесь дать вам точку зрения чистой науки, это величайшая ошибка (с. 67).
До тех пор как возникла первая форма эксплуатации человека человеком, существовала ещё патриархальная, клановая семья. И тогда не было государства, не было особого аппарата для систематического применения насилия и подчинения людей насилию. Такой аппарат и называется государством (с. 68).
История показывает, что ГОСУДАРСТВО, КАК ОСОБЫЙ АППАРАТ ПРИНУЖДЕНИЯ ЛЮДЕЙ, ВОЗНИКАЛО ТОЛЬКО ТАМ И ТОГДА, ГДЕ И КОГДА ПОЯВЛЯЛОСЬ РАЗДЕЛЕНИЕ ОБЩЕСТВА НА КЛАССЫ – разделение на такие группы людей, из которых одни постоянно могут присваивать труд других, где один эксплуатирует другого (с. 69).
Рабовладельцы и рабы – первое крупное деление на классы. За этой формой последовала в истории другая форма – крепостное право (с. 70). По мере развития торговли, возникновения всемирного рынка, по мере развития денежного обращения возникал новый класс – класс капиталистов. ВЛАДЕЛЬЦЫ КАПИТАЛА, ВЛАДЕЛЬЦЫ ЗЕМЛИ, ВЛАДЕЛЬЦЫ ФАБРИК И ЗАВОДОВ ПРЕДСТАВЛЯЛИ И ПРЕДСТАВЛЯЮТ ВО ВСЕХ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ГОСУДАРСТВАХ НИЧТОЖНОЕ МЕНЬШИНСТВО НАСЕЛЕНИЯ, ЦЕЛИКОМ РАСПОРЯЖАЮЩЕЕСЯ ВСЕМ НАРОДНЫМ ТРУДОМ и, значит, держащее в своем распоряжении, угнетении, эксплуатации всю массу трудящихся (с. 71).
Вопрос о государстве приобрёл самое большое значение и стал, можно сказать, самым больным вопросом, фокусом всех политических вопросов и всех политических споров современности. Что говорят о большевизме? Буржуазная пресса ругает большевиков. Вы не найдете ни одной газеты, которая бы не повторила ходячего обвинения против большевиков в том, что они являются нарушителями народовластия (с. 80). Эти страшные обвинения о большевиках повторяются во всем мире. Чтобы эти обвинения понять, чтобы в них разобраться и вполне сознательно к ним отнестись и разобраться не по слухам только, а иметь твердое мнение, надо ясно понять, что такое государство.
Всякое ГОСУДАРСТВО, В КОТОРОМ СУЩЕСТВУЕТ ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ НА ЗЕМЛЮ И НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА, ГДЕ ГОСПОДСТВУЕТ КАПИТАЛ, КАК БЫ ДЕМОКРАТИЧНО ОНО НИ БЫЛО, – ОНО ЕСТЬ ГОСУДАРСТВО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЕ, оно есть машина в руках капиталистов, чтобы держать в подчинении рабочий класс и беднейшее крестьянство. А всеобщее избирательное право, Учредительное собрание, парламент – это только форма, своего рода вексель, который нисколько не меняет дела по существу. Форма господства государства может быть различна, но по существу власть остается в руках капитала. Одна из самых демократических (с. 81) республик в мире США, и нигде так, как в этой стране власть капитала, власть кучки миллиардеров над всем обществом не проявляется так грубо, с таким открытым подкупом, как в Америке (с. 82). Сила капитала – всё, биржа – всё, а ПАРЛАМЕНТ, ВЫБОРЫ – ЭТО МАРИОНЕТКИ, КУКЛЫ (с. 83). Какими бы формами ни прикрывалась республика, пусть то будет самая демократическая республика, но если она буржуазная, если в ней осталась частная собственность на землю, на заводы и фабрики, и частный капитал держит в наемном рабстве все общество, то это государство – машина, чтобы угнетать одних другими.
Что государство есть всеобщее равенство – это обман: ПОКА ЕСТЬ ЭКСПЛУАТАЦИЯ, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ РАВЕНСТВА. ПОМЕЩИК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ РАВЕН РАБОЧЕМУ, ГОЛОДНЫЙ – СЫТОМУ» (с. 84).
«Государство и Революция» В.И. Ленин, том 33:
«Государство есть продукт общества на известной ступени развития; государство есть признание, что это общество запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно (c. 6). ГОСУДАРСТВО ВОЗНИКАЕТ ТАМ, ТОГДА И ПОСТОЛЬКУ, ГДЕ, КОГДА И ПОСКОЛЬКУ КЛАССОВЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБЪЕКТИВНО НЕ МОГУТ БЫТЬ ПРИМИРЕНЫ. И НАОБОРОТ: СУЩЕСТВОВАНИЕ ГОСУДАРСТВА ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО КЛАССОВЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ НЕПРИМИРИМЫ (c. 7).
В демократической республике богатство пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее, именно, во-первых, посредством прямого подкупа чиновников, во-вторых, посредством союза между правительством и биржей. В настоящее время империализм и господство банков развили оба эти способа отстаивать и проводить в жизнь всевластие богатства в каких угодно демократических республиках до необыкновенного искусства (c. 13). Всевластие богатства потому вернее при демократической республике, что оно не зависит от плохой политической оболочки капитализма. ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА ЕСТЬ НАИЛУЧШАЯ ВОЗМОЖНАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБОЛОЧКА КАПИТАЛИЗМА, и потому капитал, овладев этой наилучшей оболочкой, обосновывает свою власть настолько надёжно, настолько верно, что никакая смена ни лиц, ни учреждений, ни партий в буржуазно-демократической республике не колеблет этой власти. Мелкобуржуазные демократы ждут именно большего от всеобщего избирательного права. Они разделяют сами и внушают народу ту ложную мысль, будто всеобщее избирательное право в теперешнем государстве способно действительно выявить волю большинства трудящихся и закрепить проведение её в жизнь (c. 14).
Мы за демократическую республику как наилучшую для пролетариата форму государства при капитализме, но мы не вправе забывать, что наёмное рабство есть удел народа и в самой демократической буржуазной республике. Всякое государство есть „особая сила для подавления“ угнетенного класса. Поэтому ВСЯКОЕ ГОСУДАРСТВО НЕСВОБОДНО И НЕ НАРОДНО (с. 20).
Эксплуататорским классам нужно политическое господство в интересах поддержания эксплуатации, т.е. в корыстных интересах ничтожного меньшинства, против громаднейшего большинства народа. Эксплуатируемым классам нужно политическое господство в интересах полного уничтожения всякой эксплуатации, т.е. в интересах громаднейшего большинства народа, против ничтожного меньшинства современных рабовладельцев, т.е. помещиков и капиталистов (c. 25).
Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии. Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата (c. 35). Полная выборность, сменяемость в любое время всех без изъятия должностных лиц, сведение их жалованья к обычной „заработной плате рабочего“, эти простые и демократические мероприятия, объединяя вполне интересы рабочих и большинства крестьян, служат в то же время мостиком, ведущим от капитализма к социализму.
Из крестьянства, как и из других слоев мелкой буржуазии, лишь ничтожное меньшинство „поднимается вверх“, „выходит в люди“ в буржуазном смысле, т.е. превращается либо в зажиточных людей, в буржуа, либо в обеспеченных и привилегированных чиновников (с. 44).
РАЗ В НЕСКОЛЬКО ЛЕТ РЕШАТЬ, КАКОЙ ЧЛЕН ГОСПОДСТВУЮЩЕГО КЛАССА БУДЕТ ПОДАВЛЯТЬ, РАЗДАВЛЯТЬ НАРОД В ПАРЛАМЕНТЕ, – ВОТ В ЧЕМ НАСТОЯЩАЯ СУТЬ БУРЖУАЗНОГО ПАРЛАМЕНТАРИЗМА, не только в парламентарно-конституционных монархиях, но и в самых демократических республиках. Посмотрите на любую парламентскую страну, от Америки до Швейцарии, от Франции до Англии, Норвегии и проч.: настоящую „государственную“ работу делают за кулисами и выполняют департаменты, канцелярии, штабы. В ПАРЛАМЕНТАХ ТОЛЬКО БОЛТАЮТ СО СПЕЦИАЛЬНОЙ ЦЕЛЬЮ НАДУВАТЬ „ПРОСТОНАРОДЬЕ“ (c. 46).
Продажный и прогнивший парламентаризм буржуазного общества Коммуна заменяет учреждениями, в коих свобода суждения и обсуждения не вырождается в (c. 47) обман, ибо ПАРЛАМЕНТАРИИ ДОЛЖНЫ САМИ РАБОТАТЬ, САМИ ИСПОЛНЯТЬ СВОИ ЗАКОНЫ, САМИ ПРОВЕРЯТЬ ТО, ЧТО ПОЛУЧАЕТСЯ В ЖИЗНИ, САМИ ОТВЕЧАТЬ НЕПОСРЕДСТВЕННО ПЕРЕД СВОИМИ ИЗБИРАТЕЛЯМИ. Представительные учреждения остаются, но парламентаризма как особой системы, как разделения труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов, здесь нет. Об уничтожении чиновничества сразу, повсюду, до конца не может быть речи. Это – утопия. Но разбить сразу старую чиновничью машину и тотчас же начать строить новую, позволяющую постепенно сводить на нет всякое чиновничество, это не утопия (c. 48), это прямая, очередная задача революционного пролетариата.
МЫ НЕ УТОПИСТЫ. МЫ НЕ „МЕЧТАТЕЛИ“ О ТОМ, КАК БЫ СРАЗУ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ВСЯКОГО УПРАВЛЕНИЯ, БЕЗ ВСЯКОГО ПОДЧИНЕНИЯ. Организуем крупное производство, исходя из того, что уже создано капитализмом, СВЕДЁМ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЧИНОВНИКОВ НА РОЛЬ ПРОСТЫХ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ НАШИХ ПОРУЧЕНИЙ, ОТВЕТСТВЕННЫХ, СМЕНЯЕМЫХ, СКРОМНО ОПЛАЧИВАЕМЫХ „НАДСМОТРЩИКОВ И БУХГАЛТЕРОВ“ – ВОТ НАША, ПРОЛЕТАРСКАЯ ЗАДАЧА, вот с чего можно и должно начать при совершении пролетарской революции (c. 49).
Так как ГОСУДАРСТВО ЕСТЬ ЛИШЬ ПРЕХОДЯЩЕЕ УЧРЕЖДЕНИЕ, которым приходится (с. 64) пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат ещё нуждается в государстве, он нуждается в нём не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестаёт существовать (c. 65). „НАРОДНОЕ ГОСУДАРСТВО“ ЕСТЬ ТАКАЯ ЖЕ БЕССМЫСЛИЦА И ТАКОЕ ЖЕ ОТСТУПЛЕНИЕ ОТ СОЦИАЛИЗМА, КАК И „СВОБОДНОЕ НАРОДНОЕ ГОСУДАРСТВО“ (c. 66). Не только в монархии, но и в демократической республике государство остаётся государством (с. 77). В лучшем случае ГОСУДАРСТВО ЕСТЬ ЗЛО, КОТОРОЕ ПО НАСЛЕДСТВУ ПЕРЕДАЁТСЯ ПРОЛЕТАРИАТУ, одержавшему победу в борьбе за классовое господство; победивший пролетариат, так же, как и Коммуна, вынужден будет немедленно отсечь худшие стороны этого зла, до тех пор пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности (c. 80).
Демократия для ничтожного меньшинства, демократия для богатых, вот каков демократизм капиталистического общества. Если присмотреться поближе к механизму капиталистической демократии, то мы увидим везде и повсюду ограничения демократизма. Эти ограничения, изъятия, исключения, препоны для бедных кажутся мелкими, особенно на глаз того, кто сам никогда нужды не видал и с угнетёнными классами в их массовой жизни близок не был, но в сумме взятые эти ограничения исключают, выталкивают бедноту из политики, из активного участия в демократии (c. 88).
Только в коммунистическом обществе, когда сопротивление капиталистов уже окончательно сломлено, когда капиталисты исчезли, когда нет классов, только тогда „исчезает государство и можно говорить о свободе“. Только тогда возможна и будет осуществлена демократия действительно полная, действительно без всяких изъятий. И только тогда демократия начнёт отмирать в силу того простого обстоятельства, что, избавленные от капиталистического рабства, от бесчисленных ужасов, дикостей, нелепостей, гнусностей капиталистической эксплуатации, люди постепенно привыкнут к соблюдению элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех прописях, правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения, без подчинения, без особого аппарата для принуждения, который называется государством (c. 89).
В капиталистическом обществе мы имеем демократию урезанную, убогую, фальшивую, демократию только для богатых, для меньшинства. Диктатура пролетариата, период перехода к коммунизму впервые даст демократию для народа, для большинства, наряду с необходимым подавлением меньшинства, эксплуататоров. Коммунизм один только в состоянии дать демократию действительно полную, и чем она полнее, тем скорее она станет ненужной, отомрёт сама собою.
При капитализме мы имеем государство в собственном смысле слова, особую машину для подавления одного класса другим, и притом большинства меньшинством. Далее, при переходе от капитализма к коммунизму подавление ещё необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, „государство“ ещё необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наёмных рабов – дело настолько, сравнительно, лёгкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наёмных рабочих, что оно обойдётся человечеству гораздо дешевле (c. 90).
Только коммунизм создаёт полную ненадобность государства, ибо некого подавлять в смысле систематической борьбы с определённой частью населения. Мы не утописты и нисколько не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов отдельных лиц, а равно необходимости подавлять такие эксцессы. Но, во-первых, для этого не нужна особая машина, особый аппарат подавления, это будет делать сам вооруженный народ с такой же простотой и легкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей даже в современном обществе разнимает дерущихся или не допускает насилия над женщиной. А во-вторых, мы знаем, что КОРЕННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ПРИЧИНА ЭКСЦЕССОВ, СОСТОЯЩИХ В НАРУШЕНИИ ПРАВИЛ ОБЩЕЖИТИЯ, ЕСТЬ ЭКСПЛУАТАЦИЯ МАСС, НУЖДА И НИЩЕТА ИХ. С устранением этой главной причины, эксцессы неизбежно начнут „отмирать“. Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать. С их отмиранием отомрёт и государство.
Средства производства принадлежат всему обществу. Каждый член общества, выполняя известную долю общественно-необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он такое-то количество работы отработал. За вычетом того количества труда, которое идёт на общественный фонд, каждый рабочий, следовательно, получает от общества столько же, сколько он ему дал. Царствует как будто бы „равенство“ (c. 92). А между тем отдельные люди не равны: один сильнее, другой слабее; один женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше и т.д. При равном труде, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде, один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и т.д. СПРАВЕДЛИВОСТИ И РАВЕНСТВА, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ПЕРВАЯ ФАЗА КОММУНИЗМА ДАТЬ ЕЩЁ НЕ МОЖЕТ: различия в богатстве останутся и различия несправедливые, но невозможна будет эксплуатация человека человеком, ибо нельзя захватить средства производства, фабрики, машины, землю и проч. в частную собственность (c. 93).
Таким образом, в первой фазе коммунистического общества (которую обычно зовут социализмом) „буржуазное право“ отменяется не вполне, а лишь отчасти, лишь в меру уже достигнутого экономического переворота, т.е. лишь по отношению к средствам производства. „Буржуазное право“ признает их частной собственностью отдельных лиц. Социализм делает их общей собственностью. „Кто не работает, тот не должен есть“, этот социалистический принцип уже осуществлён; „за равное количество труда равное количество продукта“ – и этот социалистический принцип уже осуществлён. Однако это ещё не коммунизм, и это ещё не устраняет „буржуазного права“, которое неравным людям за неравное (фактически неравное) количество труда даёт равное количество продукта. Это „недостаток“, но он неизбежен (c. 94) в первой фазе коммунизма, ибо, не впадая в утопизм, нельзя думать, что, свергнув капитализм, люди сразу научаются работать на общество без всяких норм права, да и экономических предпосылок такой перемены отмена капитализма не даёт сразу. А других норм, кроме „буржуазного права“, нет (c. 95).
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ОСНОВОЙ ПОЛНОГО ОТМИРАНИЯ ГОСУДАРСТВА ЯВЛЯЕТСЯ ТАКОЕ ВЫСОКОЕ РАЗВИТИЕ КОММУНИЗМА, ПРИ КОТОРОМ ИСЧЕЗАЕТ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ УМСТВЕННОГО И ФИЗИЧЕСКОГО ТРУДА, исчезает, следовательно, один из важнейших источников современного общественного неравенства, и притом такой источник, которого одним переходом средств производства в общественную собственность, одной экспроприацией капиталистов сразу устранить никак нельзя. Государство сможет отмереть полностью тогда, когда общество осуществит правило: „каждый по способностям, каждому по потребностям“, т.е. когда люди настолько привыкнут к соблюдению основных правил общежития и когда их труд будет настолько производителен, что они добровольно будут трудиться по способностям. Распределение продуктов не будет требовать тогда нормировки со (c. 96) стороны общества количества получаемых каждым продуктов; каждый будет свободно брать „по потребности“.
С точки зрения буржуазной легко объявить подобное общественное устройство „чистой утопией“ и зубоскалить по поводу того, что социалисты обещают каждому право получать от общества, без всякого контроля за трудом отдельного гражданина, любое количество трюфелей, автомобилей, пианино и т.п. Таким зубоскальством отделываются и поныне большинство буржуазных „учёных“, которые обнаруживают этим и своё невежество, и свою корыстную защиту капитализма. Невежество, – ибо – „обещать“, что высшая фаза развития коммунизма наступит, ни одному социалисту в голову не приходило, а предвидение великих социалистов, что она наступит, предполагает и не теперешнюю производительность труда и не теперешнего обывателя (c. 97).
В первой своей фазе, на первой своей ступени коммунизм не может ещё быть экономически вполне зрелым, вполне свободным от традиций или следов капитализма. Буржуазное право по (c. 98) отношению к распределению продуктов потребления предполагает конечно, неизбежно и буржуазное государство, ибо право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права. Учёт и контроль – вот главное, что требуется для „налаживания“, для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества.
Когда большинство народа начнёт производить самостоятельно и повсеместно такой учёт, такой контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками, сохранившими капиталистические замашки, тогда этот контроль станет действительно универсальным, всеобщим, всенародным, тогда от него нельзя будет никак уклониться, „некуда будет деться“ (c. 101).
С того момента, когда все члены общества или хотя бы громадное большинство их сами научились управлять государством, сами взяли это дело в свои руки, „наладили“ контроль за ничтожным меньшинством капиталистов, за господчиками, желающими сохранить капиталистические замашки, за рабочими, глубоко развращёнными капитализмом, – с этого момента начинает исчезать надобность во всяком управлении вообще. ЧЕМ ПОЛНЕЕ ДЕМОКРАТИЯ, ТЕМ БЛИЖЕ МОМЕНТ, КОГДА ОНА СТАНОВИТСЯ НЕНУЖНОЙ. ЧЕМ ДЕМОКРАТИЧНЕЕ „ГОСУДАРСТВО“, СОСТОЯЩЕЕ ИЗ ВООРУЖЕННЫХ РАБОЧИХ И ЯВЛЯЮЩЕЕСЯ „УЖЕ НЕ ГОСУДАРСТВОМ В СОБСТВЕННОМ СМЫСЛЕ СЛОВА“, ТЕМ БЫСТРЕЕ НАЧИНАЕТ ОТМИРАТЬ ВСЯКОЕ ГОСУДАРСТВО. Ибо когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учёт и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных „хранителей традиций капитализма“, – тогда уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьёзным наказанием, что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой.
И тогда будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе, а вместе с тем к полному отмиранию государства» (c. 102).
Сергей Советский.
«Красноярская Газета»
«Воскресение»
№ 2 (132) от 9 декабря 2014 г.
8. О понятии государства и его происхождении
Сколько раз ни перечитывай труд «Государство и революция», в нем не отыщешь всестороннего обсуждения вопроса о понятии и происхождении государства. Аналогичное положение и в работе «О государстве», и в других сочинениях Ленина. Практически никакого исследования этих проблем в огромном литературном наследии основателя большевизма нет.
И это – лишнее свидетельство теоретической ущербности воззрений Ленина на государство. Почти полное отсутствие теоретических рассуждений по общим вопросам государства даёт основание высказать мнение, что Ленин не был теоретиком государства.
И всё же в названных сочинениях Ленина, равно как и в нескольких иных, содержатся его разрозненные высказывания о понятии и происхождении государства, об отдельных сторонах его деятельности и структуре. Известная систематизация этих высказываний позволяет составить впечатление о представлениях Ленина по рассматриваемым вопросам.
Хотя в этих работах нет достаточно полного раскрытия понятия государства и его происхождения, но по отрывочным высказываниям, относящимся к данным проблемам, можно сделать вывод, что Ленин приемлет из марксизма узко классовое понимание государства и его происхождения.
С точки зрения Ленина, сложный вопрос о государстве – один из наиболее запутанных буржуазными учеными, писателями и философами, как умышленно, так и неумышленно. Ленин объясняет эту «запутанность» тем, что вопрос о государстве затрагивает интересы господствующих классов больше, чем какой-либо иной вопрос, уступая в этом отношении лишь основам экономической науки.
В работе «Государство и революция» Ленин писал: «Государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий. Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия не могут быть примирены» (33, 7). И далее следует утверждение, что само существование государства доказывает непримиримость классовых противоречий. Это положение Ленин ничем не аргументирует, никак не доказывает – он выдвигает его как постулат, по примеру положения, что учение Маркса всесильно, потому что оно верно.
В работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» Ленин просто утверждает: «. Что такое государство? Это организация господствующего класса. » (34, 191).
Точно такое же определение содержится в ленинской статье «О необходимости основать союз сельских рабочих в России», опубликованной в июле 1917 г. Ничего иного Ленин в государстве не видит и не желает видеть.
Как же он далёк от более широкого взгляда своих учителей на государство, видевших в нем иные различные стороны и грани. Ленин использовал только одно положение марксизма о государстве: что это есть организация господствующего класса. Именно это помешало Ленину увидеть многообразные аспекты государственности, его в целом общечеловеческий социальный характер и значимость. И все эскапады о государстве буржуазном, пролетарском и т.д. основаны именно на чрезвычайно узком, чтобы не сказать примитивном, и схематичном взгляде на широкое и многогранное понятие.
Что же представляет собой государство как организация господствующего класса? На этот вопрос Ленин отвечает так: государство «всегда было известным аппаратом, который выделялся из общества и состоял из группы людей, занимавшихся только тем или почти только тем, или главным образом тем, чтобы управлять» (39,72). Отсюда и деление на управляемых и управителей, являющихся представителями государства.
По концепции марксизма-ленинизма, в условиях классового общества и наличия государства всегда существовала группа лиц, которые управляли, командовали, господствовали и имели в своих руках для удержания власти аппарат физического насилия, аппарат принуждения.
Отсюда и ленинские определения: «Государство – это есть машина для поддержания господства одного класса над другим» (39, 73); «государство есть машина для угнетения одного класса другим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие подчиненные классы» (39, 75); «государство по-прежнему оставалось машиной, которая помогает капиталистам держать в подчинении беднейшее крестьянство и рабочий класс» (39, 79) и т.п.
«По Марксу, – писал Ленин, – государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание «порядка», который узаконяет и упрочивает это угнетение, умеряя столкновение классов» (33, 7).
Но если это действительно так, если классовые противоречия непримиримы, то государству, будь то буржуазному или пролетарскому, отводится роль органа насилия, террора по отношению к противоположным классам и социальным слоям.
Если, говорит Ленин, государство есть особая организация силы, есть организация насилия для подавления какого-либо класса, то какой же класс должен подавлять пролетариат? И отвечает: «Конечно, только эксплуататорский класс, т.е. буржуазию. Трудящимся нужно государство лишь для подавления сопротивления эксплуататоров, а руководить этим подавлением, провести его в жизнь в состоянии только пролетариат. » (33, 24).
Согласно Ленину и марксизму вообще государство есть надстройка, обусловленная экономическим базисом. Именно базисные отношения определяют собой государство и это положение наводит на мысль понимания государства как второстепенного социального явления. Однако Ленин, как и Маркс, подчеркивая всемерно активную роль надстройки, исходит из того, что государство может перевернуть всё.
Это страшный рычаг, который и перевернул в бывшем СССР за 75 лет экономику, культуру, мораль, человеческие отношения, нарушил экологию так, что нужны многие десятилетия, если не века, чтобы восстановить всё порушенное.
Сердцевину ленинского понимания государства составляет и утверждение о возникновении государства как продукта распада общества на враждебные классы, противоречия между которыми и борьба которых непримиримы. Это ленинское понимание государства четко выражено в «Государстве и революции» и в лекции «О государстве».
В теории большевизма преобладает утверждение, что все государственные формы, все институты публичной власти являются воплощением диктатуры того класса, который руководит обществом. Пожалуй, наиболее ясно о происхождении государства Ленин высказывается в лекции «О государстве»: «История показывает, что государство, как особый аппарат принуждения людей, возникло только там и тогда, где и когда появлялось разделение общества на классы – значит, разделение на такие группы людей, из которых одни постоянно могут присваивать труд других, где один эксплуатирует другого» (39,69).
Лишь тогда, когда появилась первая форма деления общества на классы, тогда, когда появилось рабство, полагает Ленин, когда упрочилось существование класса рабовладельцев, явилось рабовладельческое государство.
Ленин не расшифровывает, кто эти противники. Но по смыслу это – все собственники, т.е. абсолютное большинство населения, которое и должен подавлять пролетариат. Таков конечный вывод этого большевистского Евангелия насилия и террора.
Абсолютизация одной из этих сторон вела к признанию, что суть государства либо в насилии, либо в определенном способе государственной власти, которая и обеспечивает общие блага.
В связи с социально-историческим контекстом теоретических представлений о государстве складывается либо теория насилия, либо наука о благой жизни. К чести представителей буржуазной политико-правовой мысли, они рассматривали обе ипостаси государства, а не абсолютизировали ни одну из названных сторон, во всяком случае большинство теоретиков государства признавали как принудительный характер государственной власти, так и стремление и способность государства осуществлять общие блага, действовать во всеобщих интересах.
Безусловно, Маркс и Энгельс абсолютизировали в целом насильственную сторону государства, исходя из идеи непримиримости классовой борьбы. Это чётко выражено, начиная с их первых совместных трудов: «Немецкой идеологии» и «Манифеста Коммунистической партии».
Но уже в «Капитале» Маркс выдвигает идею о том, что каждое государство, с одной стороны, осуществляет правительственную, насильственную власть, а с другой – осуществляет общие дела, вытекающие из природы всякого общества.
Маркс далее не разрабатывал этого положения, но в «Гражданской войне во Франции» он проявляет понимание, что человечество объединяет не только угроза гибели, но и способность к выживанию, преодолению тех препятствий, которые встают на пути общества. И в названной работе он выдвигает мысль о правомерных функциях государственной власти.
Не исключено, что новейшие исследования в области археологии, антропологии и этнографии побудили Маркса и Энгельса отойти от чисто классовой теории происхождения и сущности государства.
Вот что писал в 1871 г. Маркс в «Гражданской войне во Франции»: «. Задача состояла в том, чтобы отсечь чисто угнетательские органы старой правительственной власти, её же правомерные функции отнять у такой власти, которая претендует на то, чтобы стоять над обществом, и передать общественным слугам общества» (МЭС, 17, 344).
Это был новый подход, мимо которого не должны были пройти последовательные сторонники и ученики Маркса. Но Ленин проходит мимо приведенного положения. Правда, он цитирует его в «Государстве и революции» (33, 51). Но никаких суждений, размышлений о новом марксовом подходе к анализу многогранной деятельности государства у Ленина нет. Он остался на старой марксо-энгельсовской позиции, сформулированной основоположниками марксизма еще в 40-х годах XIX в.
«Правомерные функции» означают не что иное, как функции, осуществляемые в интересах всего общества. Это был новый подход, мимо которого не должны были пройти последовательные сторонники и ученики Маркса. Но Ленин проходит мимо приведенного положения. Правда, он цитирует его в «Государстве и революции» (33, 51). Но никаких суждений, размышлений о новом марксовом подходе к анализу многогранной деятельности государства у Ленина нет. Он остался на старой марксо-энгельсовской позиции, сформулированной основоположниками марксизма еще в 40-х годах XIX в.
Государство, по Энгельсу, это сила, стоящая над обществом. Ленин ссылается в «Государстве и революции» на то, что «Энгельс развертывает понятие той «силы», которая называется государством, силы, происшедшей из общества, но ставящей себя над ним и все более и более отчуждающей себя от него. В чем состоит, главным образом, эта сила? В особых отрядах вооруженных людей, имеющих в своем распоряжении тюрьмы и прочее.
. Постоянное войско и полиция суть главные орудия силы государственной власти, но – разве может это быть иначе» (33, 9).
Это положение повторяется несколько раз в «Государстве и революции», а затем и в других ленинских работах. Так, в статье «К лозунгам», написанной в середине июля 1917г., Ленин говорит: «Государство есть прежде всего отряды вооруженных людей с материальными привесками вроде тюрем – писал Фридрих Энгельс» (34, 14).
Это одномерное, одностороннее понимание государства как только силы. Другие грани государства остаются вне поля зрения Ленина.
Но у Энгельса в «Анти-Дюринге» намечается более широкое понимание государства, связанное с разделением труда и развитием родовой общины.
Если государство есть лишь орудие насилия в руках господствующего класса, а именно так понимал Ленин государство, то оно представляет собой абсолютное зло, которое подлежит уничтожению. Отсутствие действительно теоретического подхода привело Ленина к отказу от идеи скрепления элементов общества в единое целое с помощью государства.
В лекции «О государстве» Ленин утверждает, что буржуазия, называя свое государство свободным, лжёт, ибо до тех пор, пока есть частная собственность, буржуазное государство, будь оно демократической республикой или монархией, всегда является машиной для подавления рабочих. И Ленин в качестве примера ссылается на Швейцарию и Соединенные Штаты Америки. При этом он не затрудняет себя соответствующими аргументами.
Его вывод: «. Сила капитала – всё, биржа – всё, а парламент, выборы – это марионетки, куклы. » (39,83). Так Ленин отказался признать прогрессивный характер парламентских институтов. Большая неправда и в утверждении, что нигде так цинично и беспощадно не господствует капитал, как в Швейцарии и в Соединенных Штатах Америки. Ленин, проживший полтора десятка лет в Швейцарии, дававшей пристанище различного рода революционерам, в том числе и большевикам, так и не понял существа современного ему демократического буржуазного государства.
В то же время Ленин, для того чтобы противопоставить буржуазному или иному «эксплуататорскому» государству переходное государство рабочих, использует понятие «государство в собственном смысле слова» и «не государство в собственном смысле слова».
К первым он относит государства, действующие как аппарат насилия меньшинства над большинством, а ко вторым – государство, переходное от капитализма к коммунизму, государство, подавляющее сопротивление меньшинства большинством бывших угнетенных.
В работе «Задачи пролетариата в нашей революции (проект платформы пролетарской партии)» – апрель 1917 г. – Ленин пишет, что жизнь и революция создали на деле, хотя и в зачаточной форме, новое «государство», которое не является «государством в собственном смысле слова».
А что же такое государство в собственном смысле слова? Это, по Ленину, «командование над массами со стороны отрядов вооруженных людей, отделенных от народа.
Но наше рождающееся, новое государство не есть уже государство в собственном смысле слова, ибо в ряде мест России эти отряды вооруженных людей есть сама масса, весь народ, а не кто-либо над ним поставленный, от него отделенный, привилегированный, практически несменяемый» (31, 180).
Это различение «государства в собственном смысле слова» и «государства не в собственном смысле слова» вовсе не есть плод теоретических рассуждений. Ничего кроме банальности вроде «стол в собственном смысле слова» и «стол не в собственном смысле слова» оно не содержит.
Пожалуй, на этом заканчиваются «теоретические» суждения Ленина о государстве в труде «Государство и революция», где они встречаются несколько раз.
Ленин считает, что большевики ставят своей конечной целью уничтожение государства как всякого организованного и систематического насилия над людьми. В процессе перерастания социализма в коммунизм, по мнению автора «Государства и революции», будет исчезать надобность в насилии вообще, в подчинении одних людей другими, одной части населения другой. И постепенно люди привыкнут к соблюдению элементарных правил поведения без всякого насилия и подчинения.
«Чтобы подчеркнуть, – пишет он, – этот элемент привычки, Энгельс и говорит о новом поколении, «выросшем в новых, свободных общественных условиях, которое окажется в состоянии совершенно выкинуть вон весь этот хлам государственности», – всякой государственности, в том числе и демократически-республиканской государственности» (33, 83).
Именно коммунизм, по мнению Ленина, создаёт всякую ненадобность государства, ибо некого подавлять в смысле класса, в смысле постоянной борьбы с определенной частью населения. А до тех пор пролетариату и эксплуатируемым классам необходимо политическое государство в целях полного уничтожения всякой эксплуатации, «т.е. в интересах громаднейшего большинства народа, против ничтожного меньшинства современных рабовладельцев, т.е. помещиков и капиталистов» (33, 25).
Ленин в 1917 г., когда Россия превратилась в результате Февральской революции в самую свободную демократическую (по словам того же Ленина) страну мира, так и не понял страшного вреда проповеди разжигания классовой борьбы, вместо того чтобы заняться самоотверженным строительством государственной жизни. Так и не понял он, что только взаимные уступки, компромисс и согласие могут быть надежным фундаментом общественной жизни.
Но если, по Ленину, государство в тех условиях было орудием для подавления и эксплуатации пролетариата, то отсюда вытекает и задача пролетарской революции – уничтожить отчуждённое от общества государство, весь его аппарат. По Ленину, задача пролетарской революции чисто отрицательная – уничтожить насильственное буржуазное государство, буржуазное общество.
И, как прямо пишет Ленин, «полное уничтожение буржуазии», уничтожение огромного класса. В представлении Ленина, единственной творческой страстью является страсть к разрушению. На смену уничтоженной государственности должна, по Ленину, прийти диктатура пролетариата.
Ссылка:
Розин Э. О. Ленинская мифология государства. – М.: Юристъ, 1996.